Раз — и лицо становится серым, губы бескровные, стеклянный взгляд куда-то мимо смотрит. Два — и начинает оседать, а я только вижу ее живот, и кажется, что сейчас она свалится прямо на него, и он треснет как переспелый арбуз от удара о землю.
Я себя успеваю трижды проклясть за то, что притащил ее кровь сдавать сюда, не подумал, не позаботился. Можно было всю эту контору вместе с оборудованием вызвать домой — вопрос лишь денег, и я готов их платить.
Видимо, я не готов только стать отцом.
Черт, да что ж я так лажаю-то бесконечно?
Удивительное дело, когда вопросы касаются работы и бизнеса, я знаю, что делать, принимаю верные решения, почти не оступаюсь. А как до личной жизни доходит — так творится какой-то треш, сыплюсь на каждом вопросе, как двоечник на экзамене.
— Стало лучше? — обращаюсь к Еве. Она сидит в машине рядом, выглядит еще бледной, даже немного болезненной.
— Да, — кивает, — когда будет готов результат?
— Через десять рабочих дней.
Долго, очень долго. Я пытался предложить в два раза больше денег, чтобы они ускорились, но ни черта, какая-то сложная технология, и все что остается — только ждать.
Я ненавижу это больше всего.
Мы останавливаемся возле ресторана, я глушу автомобиль.
— Идем, — говорю Еве, она поднимает на меня взгляд своих внимательных глаз, но не торопится отстегивать ремень безопасности. — Что? У нас по расписанию обед, потом отвезу тебя домой.
— Тебе не обязательно тратить на меня столько времени, — говорит она. И сидит все еще, уперто глядя перед собой.
А я только сейчас думаю, что после нашей утренней близости вел себя как скотина, и это ее наверняка задело, иначе бы она не дулась теперь.
Протягиваю ей оттопыренный мизинец, делая первое, что приходит в голову:
— Мир?
Ева смотрит на меня, на палец и фыркает неожиданно:
— Егор, тебе сколько лет? Не поздно ли для таких способов?
Но я руку не убираю, такой же упрямый сейчас, как и она. Еще и с мятой физиономией.
— Нет, мы, конечно, можем посидеть с тобой возле ресторана, но кушать хочется. И думаю, не мне одному.
И она сдается. Протягивает свою руку, я цепляюсь мизинцем за ее и сжимаю осторожно. Ее пальчики, тонкие, почти прозрачные и холодные, несмотря на то, что жара на улице, душно.
Мы так и идем в ресторан, за руку, держась двумя пальцами, и я не позволяю ей убрать руку, хоть она и пытается.
— Егор, я одета не для ресторана, — шепчет она мне на ухо, когда к нам на встречу выходит администратор.
На ней все та же одежда, в которой я встретил ее, других вещей нет, и я думаю, что лишние шмотки ей не помешают. Новые, не те, что остались у нее в квартире.