Вопрос сбивает с толку, сшибает, как летящий навстречу огромный КамАЗ, и я чувствую это почти физически.
Сказать правду — значит, вскрыть все карты и показать ей, что я в курсе ее тайного романа. Промолчать или выдумать другую причину, выставив себя козлом?
Чтобы — что?
Я почти готов рассказать ей, что знаю все, но в последний момент останавливаюсь. Мне нужен любой повод съехать с этой темы, пока еще не сожжены мосты, и поэтому я достаю свой телефон, который тут же оживает входящим звонком.
Отвечаю, хотя обычно не беру незнакомые номера.
— Здравствуйте! Это вас из отделения полиции беспокоят. До Киреевой дозвонится не можем, она с вами?
— А что случилось? — спрашиваю осторожно, хотя внутренне готов к любому ответу.
— На опознание тела вызвать хотим. Так она с вами или нет?
Ресторан мне напоминает о папе. Его я вспоминаю гораздо реже, отчего-то куда чаще маму, хотя и с отцом у нас были доверительные отношения.
Когда умерли родители, я долго не хотела в это верить. Мне казалось, что весь мир вокруг обманывает меня: на самом деле они живы, просто кто-то плохой разлучил нас по своему злому умыслу. И мы обязательно увидимся, нужно только потерпеть, вести себя, как раньше, как будто ничего не случилось. И верить, это главное.
Я придумывала сотни разных причин по которым родители могут скрываться от меня. Насмотревшись телевизора, представляла их спецагентами или шпионами, воображала, что они сейчас близко, смотрят на меня, но подойти не могут.
С этой иллюзией было легче, не задыхаться от боли ночами, не плакать, зажимая в зубах край простыни.
Когда я окончательно поняла, что родителей больше нет, ровно в тот момент и кончилось мое детство. Слишком рано, кто-то еще продолжал верить в деда Мороза и чудеса, я не верила больше ни во что. Вселенская несправедливость правила миром, и поделать с этим ничего нельзя.
Когда исчез Егор, я снова начала играть в хорошо знакомую игру. Он есть, он где-то рядом, приглядывает за мной. И скоро появится.
Только рядом с ним я впервые за последние годы испытала это давно забытое чувство легкости, радости. Казалось, что теперь все плохое кончилось, вот он, долгожданный хэппи энд на трудном пути, что я шла со дня смерти родителей, сбивая ноги.
Но это не так. И мне безумно важно понять, почему он тогда исчез.
И банальной фразой «дело не в тебе, а во мне» не ограничиться. Да, гораздо проще смолчать, не возвращаться к этой теме, но я так не могу. Это будет грызть меня изнутри, поэтому сейчас, глядя в глаза Баринову, я говорю: