Еще ударил, хотя на этот раз больше стулу досталось, чем ненормальной сводной сестренке. Чтобы ей не прилетело ремня, она изогнулась какой-то немыслимой буквой «зю». Гибкая, зараза.
— Откуда мне было знать, что ты хочешь со мной поболтать?
От следующего удара ее даже стул на спас, Инна взвизгнула, молниеносно схватила чашку со стола.
— Мистер Совершенство, тебе нужно немножечко остыть, — и выплеснула на меня горячий чай.
Слава богу, хоть не кипяток. Еще плеснула бензинчика в костер моей и без того бушующей до небес злости…
— Остыть! — раненым медведем взревел я. — Ты на меня горячий чай вылила!
Со всей силы полоснул ремнем, но Инна, точно мечом, защитилась от моей ярости стулом.
— Прости, если ты меня пропустишь к раковине, могу еще холодненькой добавить.
Зараза такая, уже почти восхищенно отметил я. К злости добавился смех, невероятное, ранее неизведанное сочетание… Больше никогда ни одна девушка не вызывала во мне одновременно плохо контролируемую ярость и неудержимый смех. Не сдержался, невольно улыбнулся, смех подействовал как огнетушитель при пожаре.
Воспользовавшись моментом, Инна попыталась проскользнуть мимо меня, убежать из кухни, подальше от зажатого в моей руке ремня. Но не успела, я не позволил, реакция у меня всегда была отменной, дернул ее за руку, впечатывая в себя, потом опять перегнул в пояснице, прислоняя щекой к кухонному столу, и без всякой жалости опустил ремень на тощий зад… Я еще не закончил воспитательные мероприятия, да и злость полностью не потухла, уж слишком была велика площадь возгорания.
— Пусти! — зло рычала Инна, но не ревела и не просила прощения. Конечно, мы гордые цацы.
— Лучше не сопротивляйся, я голодный, благодаря тебе не успел поужинать, и злющий, как черт. Какого хрена ты с этим Лешим куда-то поперлась?! Ты хоть понимаешь глупой своей башкой, чем это могло закончиться?! Никогда никуда больше не ходи с пьяными парнями, они не всегда контролируют свое поведение.
— Я умею себя защищать! — отстаивала свою самостоятельность Лягушонок.
— Иногда силы бывают не равны, как сейчас, например, — и, удерживая ее тело в заданном позорном положении, не сдерживая свою мощь, полоснул по заднице.
— Не смей больше ни с кем до совершеннолетия целоваться! И после совершеннолетия тоже не смей!
— Пусти!! — бесновалась Рыжая, пытаясь вырваться.
— Слушайся родителей, веди себя прилично! — еще ударил, на этот раз более милостиво. — Чтобы после 12 всегда дома была. Не веди себя, как твой непутевый отец!
Инна замолкла, затихла, но так и не заплакала, нет, зло сопела и сверкала сейчас яркими как у кошки глазами. Красивая, вдруг ошеломленно понял я. Перестал бить... Волна злости схлынула, и я начал обращать внимание на те вещи, которые раньше закрывала красная пелена ярости. Меня вдруг ужасно стали смущать ее длинные стройные ноги, и я заметил, что футболка задралась, открывая вид на девичью оттопыренную, всю в красных полосах попку, на которой были одеты довольно простенькие, но все равно обжигающие глаза желтенькие трикотажные трусики.