Искра для Снежного феникса (Гаврилова) - страница 64

Фиар выслушал и… помотал своей, светловолосой.

– Это общие формулировки, Искра, – не порадовался он.

Возможно, но как ещё сказать? Других объяснений у меня не имелось, да и любовь не математика. Какая тут может быть точность? Какая конкретика?

«Таким, как ты» – хотелось сказать. Но я знала Фиара слишком мало, чтобы делать подобные заявления.

То есть, если подвергнуть симпатию к фениксу тщательному анализу, то далеко не факт, что именно Фиар мой гипотетический мужчина. А если не анализировать…

– Может ещё вина? – предложил принц.

Это было очень кстати – отлично и вовремя! Я кивнула, потянула высокую стеклянную кружку, а его высочество встал. Забрав мой бокал, он подошёл к столику, на котором размещалась серебряная чаша с мерцающими под ней углями, а потом… Даже не знаю, как это произошло.

Фиар взял маленький половник, долил вина, а когда возвращал бокал, наши пальцы соприкоснулись. Что-то случилось. Окружающее пространство словно померкло, перестало существовать.

Стало легко и одновременно трудно, я словно угодила в невесомость. Потерялась в пространстве и времени, и единственным, что сейчас различала, что имело значение, было прекрасное, словно выточенное гениальным скульптором, лицо.

Я видела своё отражение в блестящих глазах феникса, а он смотрел как заворожённый. Не мог оторваться или отвернуться, и медленно, словно опасаясь собственного поступка, наклонялся ко мне.

Высокий бокал-кружка… не знаю, кажется, он упал на пол и разбился. Наши губы встретились, и меня закружил даже не вихрь, а снежный шторм! Вопреки своей зимней природе он был горячим, как лава самого жаркого вулкана.

Жгучий и прекрасный.

– Искра, – прервав поцелуй, выдохнул феникс. И поцеловал опять.

Это было слишком хорошо, слишком невероятно. Я обвивала руками мужскую шею, прижимаясь к широкой груди, а он целовал, словно пил.

Время остановилось, сам мир, кажется, замер, и теперь мы оба потерялись в каком-то волшебном космосе. Но самое странное – в отличие от вопросов, поцелуи не смущали. Будто это было самое правильное и естественное из всего, что могло произойти.

Я много слышала о повадках мужчин… Где-то на грани сознания билась мысль, что сейчас Фиар затребует продолжения, а я, опьянённая вовсе не вином, не смогу сопротивляться его страсти.

Я знала и принимала это как неизбежность. Готова ли я сама? Скорее нет, чем да, но разве кто-то спросит? Разве опьянённому не меньше моего мужчине есть дело до таких мелочей?

Вот только Фиар… он так и не довёл до своей спальни, даже не кивнул в ту сторону. Наше безумство ограничилось исключительно поцелуями и закончилось здесь же, на террасе, в одном кресле. Вернее, это Тринадцатый оккупировал кресло, а я гнездилась у него на руках.