Джордан.
Странно, ведь я совсем не чувствую себя африканцем. Моя бабуля Мария Тимофеевна Вяземская – выпускница факультета лингвистики вышла замуж за британского посла Майкла Осборна. Для молодой интеллигентной москвички такая выгодная партия была сродни мечте! Какое-то время дедушка служил в посольстве, свободно передвигаясь из СССР в Англию, потом его уволили… По словам бабули – обвинили в каком-то подлом заговоре, которого на самом деле не было – в советское время такое случалось сплошь и рядом. Дед остался жить в Москве, работал преподавателем английского в МГУ, а бабуля была просто мамой – воспитывала моего отца «Сашеньку» – так они его называли. Потом, пользуясь давними связями деда, устроилась в МИД (Министерство иностранных дел – примечание автора). Отец всегда рвался в Европу – английскую чопорность он унаследовал от деда. Алекс так и не смог прижиться в России – слишком уж его мировоззрение отличалось от советского. А жить в СССР с «антисоветчиной» в голове – так себе идея… Конечно, старики поддержали Алекса в намерении обучаться в Лондоне. Скрепя сердце, бабуля согласилась на переезд. Семейство Осборнов обосновалось в уютном местечке Лондона – на улице Кенсингтон Парк Роуд. Там бабушка с дедушкой и умерли… Прожили долгую счастливую жизнь, полную приключений, путешествий, хороших книг, музыки, застолий… Я их такими и помню – подтянутыми, энергичными, улыбающимися. Отец рассказывал, с каким благородством его родители приняли в семью Джулию – чернокожую красавицу и студентку Гарварда. Родители моей мамы живут в Лондоне почти сорок лет. Выходцы из Западной Африки, некогда принадлежащей Британии, они давно считают себя англичанами, держат небольшое колоритное кафе, разводят цветы… Я люблю их – веселых страстных африканцев – Алонзо и Зэмбу. И мы с Мэйсоном обязательно к ним поедем. Бабушка и дедушка слишком старые и замкнутые для путешествия в Россию…
Вероятно, рабское мышление передалось мне по наследству – не помню, чтобы я когда-то отстаивал свои чувства, требовал или добивался. С одной стороны, была баба Маша, выросшая в СССР и привыкшая беспрекословно следовать доктрине, с другой – Алонзо и Зэмба, пережившие голод и болезни в детские годы.
Мы гуляем с Мэйсоном еще полчаса. Что сейчас было? Осознание содеянного так и не приходит. Застывает где-то во Вселенной, не торопясь уколоть в сердце сожалением или стыдом. Скорее, я чувствую облегчение – словно совершил то, что должен был сделать давно. Повелся велению сердца и поймал джекпот. Я расстался с Мией – поступил, как мужчина, а не ветреный мальчик. Наверное… И долбанная неуверенность снова трусливо поднимает голову. Все ли я сделал правильно? Те ли сказал слова? Прижимаю сыночка к груди, чувствуя, как сердце затапливает почти щенячья нежность – он совершенно точно меняет меня. Мой Мэй… Во сто крат обостряет интуицию и чувства. Боюсь представить, как меняется жизнь матери с появлением ребенка! И эта мысль прямиком возвращает меня к удивительным воспоминаниям: Лика поет Мэйсону песенку и целует его в щеки…