Смирно сидя в выделенном мне закутке, слушала, как Триен беседует с людьми. О, не к каждому мэдлэгч с таким почтением ходили на поклон! Но и не каждый мэдлэгч общался с людьми так. Уважительно, тактично, спокойно, без высокомерия и заносчивости, не показывая каждым жестом и словом, что выше окружающих головы на три, что ему доступны неподвластные другим знания и подчинены невообразимые силы. Я слушала, подглядывала, любовалась Триеном и восхищалась им. Εго размеренной, будто полноводная река, и теплой, будто утреннее солнце, силой. Я жалела лишь о том, что не могу ощутить его дар, наверняка полнокровный и великолепный.
Люди шли и шли, просили амулеты, лекарственные зелья. Горожане несли деньги, еду, отрезы ткани и платили больше, чем Триен просил. Я знала, что по убеждениям северян, благодарность за щедрый дар или излишнюю плату дополнительно напитывала амулеты и снадобья силой. Судя по тому, как постепенно тускнел Триен, какая-то доля правды в этом была.
Улучив момент, я шмыгнула на кухню, где госпожа Льинна пыталась определить, какое из подношений есть в первую очередь и что вообще делать со всем этим в одночасье свалившимся изобилием.
— Пожалуйста, велите людям уйти, — заглянув ей в глаза, попросила я.
— Деточка, я не могу, — она пожала плечами. — Там ещё много людей, но в первый день всегда так.
— Пожалуйста, скажите, что его зовут к больному, что угодно придумайте! — умоляла я.
— Но почему? — она недоуменно нахмурилась. — Он ведь всегда так делает.
— Триену из-за них плохо! Они тянут его жизненную силу, его магию! Οн будет болеть несколько дней после этого!
Οна с сомнением глянула в сторону большой комнаты, в которой как раз какой-то громогласный мужчина говорил об амулете от пожара.
— Я замечала, что он потом уставшим выглядит, но ведь… дорога позади… и он никогда не говорил, что люди на него как-то влияют, — нерешительно пробормотала женщина.
— Это же Триен. Он себя до истощения доведет, но по-прежнему будет улыбаться и говорить, что все в порядке! — в глазах защипало, губы задрожали.
Как же так? Почему родные этого не понимают? Неужели не видят, не чувствуют, потому что лишены магии?
— Ну-ну, не надо, — она неловко попыталась меня успокоить, погладила по плечу. — Я скажу, что его к больному позвали. Постой тут.
Она вышла в комнату, приосанилась. Конечно, мать шамана — грозная и достойная уважения личность. Такую, а не растерявшуюся из-за моего напора и неожиданной просьбы, послушают обязательно. Γоспожа Льинна дождалась, когда очередной посетитель расплатится и, провожая его, вышла на крыльцо.