И вновь поднялись сотканные из дыма фигуры, и снова заклятия Триена дали им голоса. Но разговоры были все о том же. О разбое, о нападении на купеческий обоз, о новых рабах, которых Старум выгодно продал и отдал магу его долю.
Третья бутыль оживила разговор о командоре стражи Кипиньяра. Доносчики Старума рассказали ему, что готовится удар по шайке, но подробности держатся в строжайшем секрете. Известно было лишь то, что командор настроен очень серьезно, сам все планировал, а человек он жесткий и решительный. Раз удумал, то не отступится. Фейольда главарь попрекнул тем, что тот так и не сумел подчинить магию мэдлэгч.
— Если лиса проскользнет в дом, ее не заметят. Пробраться в комнату, перекинуться и прирезать спящего сможет и она. Ты мне год голову морочишь! Год, но до сих пор ничего не сделал! — ударил по столу Старум. — Хочешь, чтобы нас вырезала стража, как мы Волков? Ты бахвалился, что заставишь ее перекидываться. Ну так?
— Не кричи, сделаю, — отрезал Фейольд.
— Так иди и делай! Время уходит! Мы теряем шанс обезглавить стражу!
— Вот же твари! — процедил сержант, подавшись вперед и напряженно вглядываясь в дымные фигуры. — Им удалось?
— Сейчас узнаем, — заверил Триен и плеснул новое зелье в миску.
Запахло болотом, тиной и, что было неожиданностью, полынью. Значит, в дыму отразится чья-то смерть.
Фейольд понял, что лиса сбежала. Некоторое время ее преследовал, но его сопровождающие в какой-то момент отказались идти дальше, не обсудив все с главарем. И Фейольду, предчувствовавшему трудный разговор со Старумом, пришлось вернуться в Кипиньяр.
Там их ждали совершенно ужасные для шайки новости. Не зря Старум опасался командора Кипиньяра. Он сделал так, что в одну ночь в трех больших городах, которые Вольные орлы считали своими, стража атаковала все известные им дома и берлоги разбойников. Шайка, по сути, перестала существовать. Остались недобитки, мелкие сошки, карманники, наперсточники и прочая шваль. Старума убили. Его женщину, сестру Фейольда, тоже.
Дымная фигура мага прижимала к груди руку лежащей на повозке с трупами мертвой женщины. Видя это, Триен понял, что по извращенной, обусловленной горем логике в смерти сестры Фейольд винил Алиму. Она ведь не справилась, не убила командора, когда был шанс. А самого Фейольда отвлекла, он не был рядом с сестрой во время нападения стражи и не смог ее защитить.
— Клянусь, что убью тварь! Отомщу за тебя! — словно подтверждая выводы Триена, заговорила дымная фигура. — Она сдохнет в муках! Я на куски ее разрежу!
— Кажется, мы увидели достаточно, чтобы не сомневаться в том, кто выдает себя за стражника, — заметил шаман, когда дым хлопьями осел в миску. — Теперь осталось узнать, кому принадлежал и как попал в руки преступника значок кипиньярского сержанта.