* * *
— Я уже говорила, что не выдам рецепт, — усмехнулась я, когда Видмар в очередной раз похвалил мое лекарство. — Если оно тебе нравится, всегда можешь купить запас у моей мамы. Теперь она живет и работает в столице.
Наемник пообещал обязательно найти мою маму, потому что впредь даже не сунется в пустошь без чудодейственного средства. Он дергал из земли дикую редиску, я возилась в паре шагов с тыквой, которую нашла утром. Очистила от семян, нарезала мякоть тонкими полосками, чтобы повялить у потрескивающего костра.
Я не стала говорить Видмару, что его подняло на ноги не столько зелье, сваренное из простейших трав в выскобленной кожуре тыквы, сколько моя целительная магия. Никакое зелье не смогло бы залечить сломанное бедро и раздробленный в трех местах позвоночник. Но о чарах я не говорила не из желания набить цену маминой микстуре, а потому что никакая магия не могла бесследно залечить кости так, чтобы больной в тот же день мог вставать, сидеть и ходить.
Никакая. Кроме моей.
Когда я убрала с потерявшего сознание мужчины труп лошади, когда прощупывающее заклинание выявило переломы, я пришла в ужас. Потому что знала, что не могу залечить все за один раз, но даже если бы и могла, Видмару нельзя было бы вставать ещё три дня! Столько времени требовалось заклятию, чтобы проникнуть в структуру кости и срастить ее.
Οт отчаяния я расплакалась. Из-за слез не сразу заметила, что по моей руке, все ещё лежащей на груди человека, заструились светящиеся растительные узоры. Сияние усиливалось, свет будто вливался в тело мужчины. Его кожа вдруг стала напоминать фарфоровую тонкостенную чашечку, через которую смотрели на солнце. А потом сияние потускнело, похожие на ветки плюща узоры на моей руке пропали. При этом мой резерв остался нетронутым, будто никакого непонятного волшебства не было и в помине!
Объяснения происходящему я не находила. Да что там объяснение! На ум не приходили даже догадки!
Я лишь благодарила Великую за помощь и понимала, что оказалась связана с Видмаром куда крепче, чем думала раньше. В ином случае богиня не исцелила бы наемника через меня.
Второй темой для серьезных размышлений стала кровная клятва помолвки.
С того момента, как я вернула себе магию, привязка к Его Высочеству ощущалась значительно сильней. Но активность ее была неровной и, в чем я постепенно убеждалась, зависела от моих мыслей. Так, стоило подумать о Шэнли Адсиде или сосредоточиться на нашей с ним сохраняющейся и тоже, к счастью, усилившейся связи, как в груди начинало саднить и царапать. Чувство было мерзким, но у него, в отличие от моей странной магии, хотя бы было объяснение. Меня предупреждали, что клятва помолвки очень строгая и, видимо, считала нарушением искреннюю тревогу о ком-то.