Несколько дней назад бабушка меня аккуратно спросила, не хотел бы я повидаться с семьей. С отцом например, ведь я ни разу не вспомнил о нем все это время, пока я здесь. И уже тогда я начал догадываться, что бабушка с дедом переживают, что пойдя в школу, я просто вернусь к Соловьевым.
Я много думал об этом и в итоге, у меня появились кое-какие соображения, как успокоить родных. Бабушка своим упорством заслужила немного спокойствия, да и что кривить душой, признаюсь честно, мне нравится ощущать их теплое отношение ко мне.
Да, я мужчина в теле ребенка, но не существует человека, которому не нравится быть любимым. Чувствовать их заботу, видеть, как они переживают за меня — все это бесценно. С моей стороны это такая мелочь — просто успокоить бабушку с дедом, избавив их от сомнений.
После ужина, я, как всегда, направился в свою комнату, но проходя мимо картины моей матери, я остановился, рассматривая ее. Я знал, скоро придет бабушка пожелать мне доброй ночи. Так и случилось, она уже поднималась по лестнице, как заметила меня возле портрета.
— Странно видеть тебя здесь. Что-то не так с портретом?
— Я никогда не видел ее раньше, но отец часто говорил мне, что у меня ее глаза. Мама была очень красивой.
По воспоминаниям парня его отец действительно очень часто отмечал это в презрительной манере. Как будто парень носит на лице что-то омерзительно уродливое, что-то, что заставляло Анатолия отворачиваться от отвращения.
На деле же мать настоящего Дмитрия была очень красивой. На картине она сидела на кресле, небрежно закину ногу на ногу и искренне улыбалась, держа в руках яркий букет цветов. На ней было белое платье с обнаженными плечами, длинные русые волосы прикрывали их. У нее были глаза, как у деда — невероятного серого цвета, как будто отливая серебром. Похоже, это семейная черта. У меня точно такие же глаза. И поведение отца вызывало только недоумение.
На портрете она была счастлива. Возможно, будь она жива, настоящий Дмитрий не вырос бы таким жалким.
— Помните, Маргарита Николаевна, однажды я сказал вам, что горжусь тем, что унаследовал отцовский подбородок.
Бабушка попыталась сохранить непроницаемое лицо, но я заметил промелькнувшую тень.
— Да, я помню тот случай.
— Я солгал. Мне никогда не нравился его подбородок, я сказал так тогда, чтобы просто ему угодить. На самом деле я всегда гордился тем, что у меня мамины глаза. Такие же яркие, глубокие. Как будто видишь перед собой холодную сталь ножа. Это единственное, что мне от нее досталось. И я очень рад этому.
Я развернулся и пошел в свою комнату, а бабушка осталась возле картины.