Когда несчастная красная и потная блондинка заходила на очередной круг, окно в районе второго этажа здания, располагавшегося совсем рядом со спортивной площадкой, открылось, и оттуда почти по пояс высунулась Аделаида, которую девушка теперь на всякий случай обходила стороной
— Лебедева, срочно к ректору!
Настя бросила в сторону насупившегося Луаржа торжествующий взгляд и весьма резво сменила курс, устремившись к Академии.
Вольдемар Эстера ждал её, сидя за рабочим столом. При этом вид имел несколько смущенный, а это настораживало.
— Садись.
Он махнул рукой в сторону дивана. Удивительно, но с момента той встречи в покоях императора, когда девушка узнала о своём происхождении, ректор обращался к ней без прошлого ужасно бесившего "вы". Они будто стали немного ближе, в том смысле, который имеют товарищеские отношения.
— Я тут подумал... Размышлял о твоём пробуждении. У меня есть тема для разговора, которая может показаться тебе... несколько личной.
Настя напряглась ещё больше. Смущенный Вольдемар Эстера откровенно пугал.
— Ты невинна? — выдохнул, наконец, ректор волнующий его, правда не понятно с какого рожна, вопрос. — Нет, я знаю, что у тебя были отношения в прошлом... Но, мало ли... Может не произошло...
— Извиняюсь, конечно, но разве это имеет значение?
— Видишь ли, я нашёл в одном старом трактате версию, что пробуждение может случится в момент становления и развития женского естества объекта.
Настя чувствовала себя очень глупо. Обсуждать с мужчиной, который ей безумно нравился интимную жизнь было как минимум странно.
— Ну... Не думаю, что это мой случай...
— Ясно... А там, в прошлой жизни у тебя остался кто-то, о ком ты, возможно, скучаешь?
Да что за идиотский разговор?
— Простите, Лорд ректор, но, мне кажется, это моё личное дело.
— Теперь, когда от тебя зависит многое, места личному нет, — вдруг заявил крайне раздраженный ректор. — Даже в виде тех студентов, которые строчат по ночам любовные баллады в твой адрес.
У Насти натурально стал поддергиваться правый глаз. Какие ещё любовные баллады?
Ловец двинул к краю стола стопку каких-то исписанных листов. Настя подошла, взяла самый первый и чуть не села прямо на пол. В красочных выражениях, с использованием витиеватых оборотов некто Марек Обливан объяснялся ей в чувствах. Как она поняла, что ей? Да потому что в тексте раз сто присутствовало её имя.
— Что это? — она изумленно уставилась на ректора.
— Это? Признания, которые по утрам Ротфорд собирает у твоей двери.
— А Вам то они зачем?
— Ты теперь — практически самая главная персона нашего мира. Не хватало, чтоб именно сейчас какой-нибудь сопляк вскружил тебе голову, отвлекая от главного.