«Предатели! Уничтожу!» – билась у меня в сознании чужая драконья мысль. Драконица вновь ударила хвостом по стене, разрушая оставшиеся перегородки и пытаясь пробраться внутрь. Она царапала когтями мраморный пол, пытаясь подобраться к яйцу, и я чувствовала исходящие от дракончика волны страха. Даже если это была его мать, он к ней явно не спешил.
Я не знаю, как нашла в себе силы встать между королевой и яйцом. Драконица фыркнула, выдохнула струйку пламени, и я попятилась, но всё ещё была полна решимости защитить хотя бы малыша, если его отец погиб. Ведь Альдо говорил мне, что не может обернуться. А человеческое тело, даже вмещающее драконий дух, не настолько крепко!
Королева Ириана разинула пасть – готовилась извергнуть пламя. Я понимала, что даже не смогу попробовать установить магический щит, потому что вся моя сила теперь в руках проклятого графа Жермона, но не намеревалась отступать. Ни на шаг. Ни на сантиметр. Пусть даже не надеются.
Я не выдержала – зажмурилась, прощаясь с жизнью. Секунда, две. И вдруг пространство разорвал громкий драконий рев.
Не веря своим ушам, я открыла глаза. И ахнула.
Из пропасти поднимался огромный, объятый пламенем алый дракон.
Я не запомнил свою первую смерть. Наверное, это случилось очень быстро, ну, или я вырубился. Бывает же? Потерял сознание за рулем, а дальше всё. Слетел в кювет и погиб. Но во второй раз меня ждал не легкий конец. Свободное падение отзывалось смутно забытым в теле удовольствием от полета, а разум в панике едва не помутился. Скалы казались всё ближе, я не мог заставить себя закрыть глаза. Подсознательное ожидание боли будоражило едва ли не сильнее, чем перспектива погибнуть.
Драконы не умирают в полете! Это была последняя осознанная мысль, а потом всё помутилось, я осознал только яркую вспышку и почувствовал, как трескается во мне какая-то внутренняя преграда.
А потом всё вокруг загорелось.
Я не знал, что со мной происходит. Тело буквально разрывалось на части, и от дикой боли хотелось кричать, но я не мог выпустить из себя ни единого звука. А ещё какая-то часть моего сознания помнила, что должно быть не настолько больно. Тогда почему так плохо сейчас?
Внутренний дракон отвечал: потому что мы ещё не слились. Потому что мы разные, мы боремся за первенство, а должны быть единым целым. Но у этого дракона уже отобрали его человека однажды, и он так привык к свободе. Так привык к свободе, что сейчас был готов отвоевать её любым способом, был готов выжечь меня-человека дотла.
А потом я понял, что моё сознание всё ещё живо. Достаточно живо, чтобы осознавать себя. Я вроде и был драконом, но не сломался, не подчинился ему до конца. Каким-то чудом человеческая часть во мне всё ещё была достаточно сильна.