— БЕЙ! ЗЕЛИ, БЕЙ! — во всю глотку орёт Нерба и устремляется к гиганту.
ДЗЫНЬ! ДИЛИНЬ!
Удары выходят мощнее, искры заливают всё вокруг, но удара от клириков всё ещё нет.
— ЗЕЛИ!!!
БУДУМ!
В этот раз шипы просто выстрелили из земли, пронзив одного из паладинов. Каменный шип вошел в наружную часть бедра и остановился в районе живота. Раздался истошный вопль, паладин на секунду обернулся к клирикам и замер.
Перед его глазами больше пяти десятков воинов из песка наседали на остальных братьев, зайдя им в спину.
УГРАХ!
Очередной рев твари. В лицо дует теплый ветер, а солнце припекает так, что кажется на кожу обжигает кипятком.
— Не дрогну, не утрачу веру, — сглотнув, начал читать молитву паладин.
Рывок в сторону гиганта, взмах наполненного светом клинка и огромный поток искр.
— … не сломлен будет дух мой, не сдамся и не попрошу пощады, — продолжал он, тут же развернувшись, и нанеся еще один удар.
— … И не отступлюсь от своих мыслей и не отдам на растерзание души…
Паладин сделал еще три захода, выбивая вместе с напарником кучи искр, но в итоге все же остановился. Тварь стала медленнее. Она неуклюже махала руками, пытаясь поймать противников.
— Во имя Твое, во славу, — прошептал конец молитвы Нерба, перехватил покрепче рукоять, направил в сторону гиганта клинок и метнулся к нему.
Секунда, размазанная в воздухе белоснежная фигура паладина, рывок, прыжок и конец клинка вонзается в грудь каменного голема.
— ЕДИНЫЙ! — раздается крик второго паладина.
Второй удар приходится в пах твари. Свет настолько ослепительный, что пронзает голема насквозь. Тварь пытается пошевелиться, но не проходит и нескольких мгновений, как от нее пластами начинается отваливаться порода. Хруст, последний выдох исполина и голем замирает.
Свет так же исчезает, и до ушей доносится звуки боя братьев. Из груди гиганта льётся густая темно-фиолетовая жидкость.
— За мной, — сквозь зубы произносит Нерба.
Из его носа от перенапряжения течет кровь, которая залила уже пол-лица. Руки всё ещё сжимают клинок. Глаза зацепились за лежащих на земле монахов и клириков. Под ними растекается кровь.
Ари нахмурился и взглянул на Сармата.
— Это наш долг. Причем тут плата? — искренне удивился он.
— Добром надо платить за добро, — пояснил торговец. — Вы много сделали для города и всех, кто в нём живёт. Слишком много, чтобы воспринимать это как должное.
— Но мы ведь это сделали не потому, что хотели платы, а…
— Мы уважаем ваши традиции, — поднял раскрытую ладонь Сармат. — Я знаю, как у вас положено, и с какими намерениями вы действовали. И мне было бы тепло на душе от того, что вы будете уважать наши традиции. Это не плата. Это подарок от чистого сердца.