Брызги крови.
Белые и черные росчерки.
Монахи рванули в бой. Кто-то из расторопных швырнул заряженным тьмой оружием в тень, кто-то на бегу начал читать молитвы.
Клинок вонзился в тень.
Паладин окутался легким, едва заметным свечением.
— ХА!
Первый монах, подбежавший к тени, размашистым ударом нанёс удар в спину тени, но клинок просто увяз, словно в глине, не принеся существенного ущерба.
За ним еще один монах и еще.
Церковные воины пытались сделать хоть что-то, но твари все было нипочем. Она с остервенением продолжала бить по паладину, словно обезумевшая от боли и ненависти.
Внезапно с неба в тварь ударил луч света. С низким гулом от самих облаков он пронзил тварь и скрылся в почве. Тварь замерла, а всех воинов отбросило на несколько метров.
Луч не исчез, он медленно расширялся, пока полностью не поглотил тварь. Он продержался почти двадцать секунд, после чего исчез, оставив после себя полную тишину.
— … и свет мой чист, как и помыслы мои, — раздался голос Снека.
Он стоял у дома темного мага, спиной ко входу на коленях, с ликом Единого в руках.
— Снек, скотина, — прохрипел Гош, с трудом приподнявшись с земли.
Его броня была заляпана кровью, кольчуга, видневшаяся в сочлинениях, порвана, на лице несколько глубоких рассечений. Между краями раны на брови, из которой кровь заливала глаз и щеку, виднелась белая кость.
— Ты не мог пораньше? — проворчал паладин.
Снек поднялся и покачал головой.
Кр-р-р-ра-а-ак…
Скрип раздался из-за спины клирика.
Тот обернулся и уставился на вышедшего.
Это был старый, слегка сгорбленный старичок. На лысой голове виднелись черные татуировки, челюсть была неестественно свернута набок, глаза затянуты серой пеленой. На нем была простенькая серая мантия, а в руках он держал костяной посох, на вершине которого располагался маленький, с кулак, черепок ребенка с зелеными огнями в глазницах.
Глаза Снека округлились.
— ЛИ-И-И-ИЧ! — во все горло заорал клирик.
Ари оглядел разложенные камни со священными письменами вокруг себя и вздохнул. Его взгляд опустился на стальной прут.
— И как вот это почувствовать? — раздраженно произнес он и с злостью швырнул прут, переполненный светом далеко в кусты.
Парень недовольно насупился и уселся прямо на землю.
Прием так и не выходил, что его уже начало откровенно бесить. При этом нервозность от того, что его оставили в стороне, полном неведении, в центре странного ритуала, только подливала масла в огонь.
Парень просидел минут двадцать и от скуки, после чего встал и вытащил свой клинок. Припомнив последнюю попытку вбить толк от Гоша, он вытянул руку с клинком вперед.