Их уход и игнорирование меня задевают даже сильнее, чем должны. Мне бы радоваться, что может быть, они и вовсе забыли обо мне, но не получается.
А еще я бы предпочла, чтобы мой первый раз уже случился, чем в сотый раз оттягивать неизбежное. Учитывая пачку «Франклинов» на моем подоконнике, это я теперь у них в долгу.
Я жду весь следующий день, когда они явятся, но во дворе только снова суют мотоциклы и машины. А Ворон и Медведь не появляются.
Только Цербер.
Провернув ключ, он остается на пороге, глядя на то, как я отжимаюсь от пола. Только закончив подход, поднимаюсь и делаю небольшой глоток из бутылки.
— Опять принес свои канцерогены? Давай сюда.
Цербер качает головой.
Замечаю, что в его руках нет привычного замусоленного пакета из закусочной с жирными пятнами.
— Пойдешь со мной. Они зовут тебя.
После упражнений мое сердце и так билось часто, но теперь, после этих слов, пульс просто таки подскакивает.
Зачем они зовут меня? Что изменилось, что я им вдруг понадобилась? Почему оба не пришли ко мне, как в тот вечер? Бросаю взгляд на свою узкую кровать. Может быть, дело все-таки в ней.
Делаю еще один глоток из бутылки и выхожу в коридор за Цербером. Других вариантов нет.
Дом старый и необжитый. Но пыли и грязи нет. Света мало, окна закрыты ставнями, а двери других комнат чаще всего заперты. Хоть я и покинула свою комнату, которая выходила на бетонную стену, по-прежнему не могу определить, в каком районе Чикаго нахожусь.
Слышны мужские голоса, а еще хлопают двери. Боссы никогда не живут сами, хотя некоторые умудряются заводить даже семьи. Но в таком случае им всегда приходится скрываться.
Ворон и Медведь молоды по меркам сверстников, которые живут обычной жизнью и следуют букве закона, но для мафии такой возраст в порядке вещей. Здесь редко доживают до старости. И если не пули и заговоры, то наркотики справляются с членами Системы еще быстрее. Даже по меркам мафии двадцать семь уже почтенный возраст, ведь в ряды вступают едва ли не с десяти.
Ворон получил свою должность от отца, а после разделил власть с Медведем. Им пророчили междоусобицу и то, что каждый начнет перетягивать канат на себя, но ничего из этого не случилось. Их даже не смогли обвинить в нетрадиционной ориентации, потому что они всегда трахали слишком много женщин, в том числе, прилюдно.
Только меня почему-то не тронули.
А ведь их снисходительное: «Беги, крошка Пинки Пай, поиграй во что-нибудь» — бесило меня еще семь лет назад.
Не знаю, чего ждать от этой встречи, но я слишком устала бояться неизвестности. Поэтому просто следую за Цербером, воровато оглядываясь, но меня ведут по второму этажу, а вся жизнь в доме сосредоточена на первом.