По дороге кортеж Ворона попал в засаду.
Организовал ее, без всякого сомнения, Белласта. Я не знаю, как им удалось узнать путь нашего следования, который до последнего держался в секрете, но если среди нас завелась крыса, нужно ее вычислить, как можно скорее.
Ворон приезжает в точку сбора куда позже уговоренного срока, уже глубокой ночью. Они вынуждены были изменить маршрут и добирались дольше запланированного времени.
Он цел. Хотя в его отряде не достает теперь нескольких человек.
Войдя в дом, Ворон сразу направляется к бутылкам с алкоголем. И пьет водку, прямо так. С горла. Делает несколько глубоких глотков, после сбрасывает с плеч кожанку. И я вижу, что какая-то пуля все-таки оцарапала его плечо.
Этот дом меньше, уютнее, но он все такой же чужой. И ничего не значит для нас, как и десятки других до него. Мы оба привыкли к тому, что нельзя привязываться к вещам, людям, домам, но так и не нашли в себе силы избавиться от Кейт.
Или я не нашел. Не знаю.
Ворон замкнулся в себе и, кажется, только рад выбросу адреналина в сегодняшней погоне. Он не умеет выпускать пар и привык держать эмоции под контролем. Секс был тем немногим, что помогало ему сбрасывать напряжение.
Ворон падает в глубокое викторианское кресло напротив зажженного камина, стягивает с себя футболку и обрабатывает рану на плече прихваченной из бара водкой. Потом делает еще один глоток прямо с горла.
Я смотрю на огонь и жду. Но Ворон чертов кремень и там, где я бы взорвался и разнес половину дома, его чувства выдаст только кривая усмешка на лице.
Но уже через пять минут его стойкость дает трещину.
Ворон бросает беглый взгляд на спящую на диване Кейт.
— Почему она до сих пор спит?
Может, это водка сделала его более разговорчивой, может быть, она сняла хоть один из тех замков, за которыми Ворон прячет свои эмоции.
Ее голова так и лежит у меня на коленях. Я вынес ее из машины на руках сам, не позволил это сделать Церберу. Мне проще. У меня нет сто тысяч предубеждений и двести кодовых замков, за которым бьется сердце.
— Она ничего не ела. Ее вырубило сильнее, чем я рассчитывал.
Не говоря ни слова, Ворон снова пьет.
Наверное, у него были в роду русские. В моменты отчаяния его единственный выход — это именно водка.
Ворон никогда не пьянеет так, как я. Это меня он вытаскивал на себе со всех вечеринок. Это он сказал, что я сопьюсь быстрее, чем смогу хоть что-то изменить на этих улицах, если не перестану нажираться каждые сутки. Он стал моей единственной семьей, которая у меня была.