— Думаешь, я забыл?
— Так какого черта ты продолжаешь таскать ее за собой? Ее ждет та же участь.
— Хочу узнать правду.
Ворон прищурился и показал на меня пальцем.
— Не-а. Ты просто хочешь ее трахнуть. И плевать тебе на правду, чувак. Будь она хоть агентом ФБР, тебе по хрен. Ты просто хочешь ее трахнуть!
— Как будто ты не хочешь, — пожал я плечами.
Ворону хотя бы хватило мозгов больше не заливать о том, что он ее даже не хочет.
— Хочешь знать, что я делал с ней той ночью? — спросил он.
Проклятье.
— Нет.
— А вот и к черту твое «нет»! — выплюнул Ворон и отвернулся к огню. — Я даже не заставил ее отсосать, Медведь. Это она кончила мне на язык. И мне понравилось. Я уже давно ни одной женщине не доставлял удовольствие, ничего не требуя взамен. Просто так. Знаешь, почему я это сделал?
— Я все равно не слушаю твой пьяный бред.
— Еще как слушаешь, — заверил меня Ворон. — Я же вижу. Я приревновал ее к тебе, Медведь! К тебе! Шалаву, которую мы и так должны были разделить на двоих. Я захотел стать у нее первым и единственным. Что будет, если в следующий раз я возьмусь за пушку и пристрелю тебя из ревности, если она выберет тебя? Я боюсь… Я, мать твою, никого давно не боялся, а теперь боюсь самого себя. Она может разрушить все, что у меня есть.
— У нас ничего нет, Ворон. А чтобы разрушить нашу дружбу, этого мало.
— Думаешь?
— Уверен. Я приревновал ее к тебе за одну какую-то гребанную улыбку. Тем же вечером. Потому и ушел. Мне она так никогда не улыбалась.
— А она не хотела, чтобы ты уходил, Медведь! Когда я это понял, то слетел с катушек из-за этого. Но оставлять ее рядом с нами — это путь в один конец. Я не хочу терять. Снова. С меня достаточно этого дерьма.
— Что ж… Я не отпущу ее без секса. Рыцарем я никогда не был, Ворон. Не станешь первым ты, стану я.
Он снова закрыл лицо руками и покачал головой.
— Уверен, она не так проста, как кажется. Есть что-то, что не дает мне покоя, как будто я знал ее раньше… Но я бы запомнил, если бы уже имел дело с этой девственницей. Столько головной боли, сколько доставила она, еще ни одна женщина не доставляла.
Это так.
— Кейт… — задумчиво повторил Ворон. — Ее зовут Кейт, и она сказала, что ей двадцать один…Так кто же ты, черт возьми, такая?…
Я смотрел на отливающие багрянцем волосы, рассыпанные по моим коленям. На длинные ресницы. Подрагивающие во сне веки. Впервые рядом с нами ее лицо было расслаблено, а дыхание было ровным. Чтобы добиться этого, нам пришлось накачать ее снотворным, в нормальном состоянии она бы опять тряслась, как осенний лист.
Я будто впервые увидел спящую на моих коленях девушку и мое сердце пропустило удар, а яйца явственно сжались.