Как и этого нежного прикосновения ладони Ворона к моей щеке. Он гладит мое лицо, доходит до губ и выдыхает:
— Как же я хочу твой рот.
Это совсем не похоже на ту ночь на троих, свидетелем которой стал дядя Бенджамин. У меня сердце щемит от восторга. От непонятного счастья. От необъяснимой радости.
Самое поразительное, что после всего, что они сделали сегодня для меня, я тоже хочу доставить им удовольствие. Хотя бы часть, какую только сможет вернуть такая неумеха, как я.
Я перехватываю ладонью основание члена Ворона и провожу языком по гладкой горячей коже. Не могу отвести от него взгляда — Ворон смотрит за каждым моим движением так, как будто я творю магию. Как будто я божество, хотя это он нависает надо мной. Но сейчас в этом нет принуждения и нет властного давления. Сейчас он подчиняется мне и готов принять все, что я могу дать ему.
Неужели этой смене поведения так помогло мое настоящее имя? Неужели дело только в этом?
Я слышу шорох одежды, и понимаю, что Медведь тоже избавился от одежды. Белья на нем, как и всегда, нет. Без всякого стеснения он становится по другую сторону от меня, сам берет мою ладонь и сжимает моей рукой собственный член, давая понять, что не хочет оставаться в стороне.
Я моментально теряюсь.
Сбиваюсь с ритма, каменею.
Я вся вспыхиваю от смущения и, должно быть, вся пунцовая с головы до ног. Двое мужчин полностью обнажены и стоят передо мной, и в их глазах в целом свете сейчас существую только я.
— Все хорошо? — уточняет Медведь. — Я могу уйти.
— Нет! — это вырывается само собой.
Я не хочу без него. Не хочу принадлежать одному. Я справлюсь.
Вижу, как Ворон улыбается одними уголками губ и легко качает головой, и понимаю, что именно это так задело его в тот вечер. Моя реакция на уход Медведя. Он думал, что мне достаточно будет его одного.
Но это не так. Когда-то давно я мечтала о них обоих, даже если они никогда не узнают об этом. И теперь больше всего на свете я хочу, чтобы мои желания исполнились.
Наконец-то. Хотя бы раз.
Я больше не принадлежу себе. Я устала бороться с самой собой и плыть против течения.
И я так устала ненавидеть.
Осмелев, все-таки касаюсь их обеими руками, поочередно глядя на каждого снизу вверх. При этом я не могу усидеть на месте, потому что утихшее возбуждение снова накатывает штормом, грозя снести все оставшиеся нормы морали и чести. С ними все иначе. С ними это всегда будет за гранью общепринятого.
Будет вот так и никак иначе.
Ворон гладит мое плечо, а Медведь ласково ведет пальцами по волосам. Их нежность тараном прошибает воздвигнутые вокруг моего сердца стены. Было проще ненавидеть их, когда они были жестокими. Когда их интересовало только мое тело, а не я сама.