— Ты когда-нибудь убивал?
— Однажды.
Я сопоставила все, что знала о нем, и ахнула:
— Та шкура белого медведя в твоей квартире?! А ведь я когда Адам сказал, что ты его сам застрелил, я сразу подумала, что мы никогда не будем друзьями, — Одинцов усмехнулся. — Прости, я решила, что ты охотник. Теперь знаю, что ты не стал бы убивать зверя ради чувства собственного величия. Так что же произошло?
— Мы тогда наблюдали за тиграми на севере. Нас пригласил один из местных чиновников к себе. Он был очень богатым человеком, один из нефтяных магнатов. И очень гордился тем, что спас и приручил медвежонка, на которого наткнулся во время одной из охотничьих вылазок. Он был уверен, что медведь не причинит ему вреда. В его глазах мишка был ручной, ласковый, танцевал на задних лапах для гостей. Эдакая плюшевая игрушка в триста килограмм дикой силы. Он и для нас танцевал, выпрашивал сладости, а потом… Никто так и не понял, что произошло. Медведь просто напал на хозяина, разодрал ему грудную клетку, а потом… Я выстрелил. Зверь остается зверем, и что сработает спусковым механизмом, который запустит врожденные реакции, запрограммированные на убийство, никто не знает. Я забрал шкуру с собой, чтобы никогда не забывать о том, что некоторые вещи нам не дано изменить.
Некоторые вещи нам не дано изменить.
Брошенная фраза, которая касается целиком моего прошлого и отношений с женой, теперь постоянно отдается в ушах на протяжении всего перехода. Даже когда остальные уже выдохлись, Саша все равно улыбается.
В походах я обычно берег дыхание, предпочитая молчать. Да и вообще я не сильно разговорчивый, но с ней — все иначе. Она так живо и по-настоящему интересуется Африкой, что в кои-то веки я, наоборот, никак не могу заткнуться. Как будто вся моя жизнь до встречи с ней была лишь подготовкой, будто не было другого в ней смысла, кроме того, чтобы, оказавшись с Сашей на равнинах Руанды, мне было о чем ей рассказать.
Представляю с рюкзаком за спиной Алену, ее кислое выражение лица и каблуки. Скорей всего, будь я по-прежнему с ней, то сбежал бы в поход еще раньше. Сам. И уж точно не скучал бы по разговорам с ней, которых и так было мало.
Раньше я никогда не понимал, зачем ученые тащат с собой на край света жен. Поскольку и сам предпочитал ездить в одиночестве. У меня не было никого, с кем я мог по-настоящему разделить свои интересы. Хотя были женщины-ученые, с которыми у меня был ни к чему не обязывающий секс.
И только рядом с Сашей, когда от разговоров уже скрипит на зубах песок, во рту пересохло, а дыхание напрочь сбито от смеха, я понимаю, какими безликими были прошлые экспедиции.