Когда она улыбается именно моим рассказам, меня переполняет что-то легкое, воздушное, как гелий шарик. Переполняет настолько, что, кажется, я и сам вот-вот взлечу. А еще становится трудно дышать.
Когда она хохочет или расширяет глаза от удивления, узнавая какие-то факты впервые от меня, я ощущаю удовлетворение, схожее с оргазмом. А ведь я только рассмешил ее. Или рассказал что-то новое. Но я горжусь этим, хотя никогда раньше не ценил настолько сильно женский смех.
Голод, тот ненасытный первобытный голод по ее телу, никуда не делся. От ее прикосновений по телу по-прежнему прокатывается волна жара, но постепенно отходит на второй план, и что-то другое, крепкое, сильное и горячее, теперь не дает биться сердцу ровно. Я по-прежнему хочу ее, так же жадно, как в первую встречу.
Только теперь я ревную не только к баобабам или возбужденным слонам, а даже к руководителю группы, который первым, пока я занят, объясняет, как пользоваться портативным экраном слежения за львицами.
В этот момент я ощущаю такую слепую ярость, что боюсь сам себя. Вижу, как она с готовностью кивает ему и как тщательно подбирает слова на английском, и чувствую беспросветную ревность и обиду, что не успел рассказать ей об этом сам.
Но колючий лед в груди моментально тает, когда, узнав назначения кнопок, Саша сразу же поворачивается ко мне и выдыхает:
— Невероятно! Ты слышал?
А после идет прямо ко мне, сверкая глазищами. И остальной мир перестает существовать.
Эта потребность делиться в первую очередь только с ней чем-то хорошим или плохим, радостью, открытием, новостями, анекдотами, историями просто выбивает почву у меня из-под ног. Оказывается, не только секс связывает двух людей настолько, что становится немыслимо расстаться и не видеться месяцами.
От мысли, что Саша просто может уйти, исчезнуть, пропасть, умереть или что угодно другое в этой жизни, может отнять ее у меня, становится так страшно, как давно не было. Я уже потерял жену за считанные месяцы, но тогда я был молод, полон сил, и у меня на руках оставался сын, ради которого нужно было жить, работать, дышать.
А теперь…
Теперь я отказался от всего.
Даже от единственного сына, который когда-то был смыслом моей жизни. А еще мне больше не девятнадцать и даже не тридцать.
И все это ради нее — девятнадцатилетней девушки с платиновыми волосами, у которой вся жизнь впереди.
Ради того, чтобы каждая улыбка, прикосновение, открытый взгляд темных глаз и каждая ее веснушка на носу теперь принадлежали только мне. Рядом с ней я жалею только о том, что не сделал этого раньше.