Даже теперь, когда мы не расстаемся ни на час, уже несколько суток, мне все равно мало того, что у меня есть.
Это уже что-то иное, чем просто примитивное возбуждение. Если раньше при взгляде на Сашу, я сразу представлял ее только раздетой и подо мной, то сейчас я хочу больше.
Хочу ее всю.
Только себе.
И не только на эти сорок дней.
Но некоторые вещи нам не дано изменить. И возраст один из них. И наверное, от бессилия меня и задевают эти шутки так остро. Если для нее это весело, для меня — нет.
Наконец, привал!
Саша румяная, тяжело дышит, но вижу, что готова идти и дальше. Помогать всем вокруг, сидеть с биноклем в засаде. Она помогает мне разбить палатку, даже первая забирается внутрь, но тент неожиданно оседает, и Саша оказывается в ловушке, как котенок под одеялом. Ничего не видя, пытается выбрать наружу.
Не помню, чтобы я еще так громко смеялся, как при виде этого.
Наконец-то освободив ее, она повисает на моей шее, тоже задыхаясь от смеха, целует меня в щеку, а после снова несется куда-то. Опять упорхнула.
На этот раз помогать с походным ужином, а мужчинам пора задуматься о безопасности. Ко мне подходит старший рейнджер парка, Ричард. Британец по происхождению, кажется, он видел колонизацию Руанды еще собственными глазами.
— Невероятно энергичная молодая девушка, — говорит по-английски Ричард. — Тебе невероятно повезло с ней, но как так вышло, Ник? Я думал, у тебя только сын. Не знал, что у тебя есть еще и дочь.
Ощущение такое, словно меня расстрелял иголками дикобраз.
— Она… не моя дочь, — откашлявшись, выдавливаю из себя.
— Oh? — коротко выдыхает британец, снова смотрит на Сашу, а потом на меня, шестеренки в мозгу вертятся. И как только до Ричарда доходит, он тянет уже иначе: — O-o-o-oh, I'm sorry, Nick…
— Не нужно, Ричард, — качаю я головой. — Все в порядке.
Хотя все далеко не в порядке.
Реальность, на которую я предпочитал закрывать глаза, обрушивается бетонной плитой, размазывая меня по красной земле Руанды. Вот, как мы выглядим со стороны. Как отец и дочь. Ричард не мог решить иначе, за этот день мы только разговаривали и хохотали, ведь в походе совсем не до того.
Да и не может быть иначе при двадцатилетней разнице в возрасте.
На что я, проклятье, рассчитываю?
Хочу забрать ее себе навсегда? Но ведь мое «навсегда» уже продлится раза в два короче, чем ее. Для нее время еще не имеет никакого значения, для меня — значит слишком много.
И дальше будет только хуже.
Я моложе не стану, а Саша будет становиться только красивее. Девичья угловатость уйдет в прошлое, уступит покатым, оформившимся женственным формам. Грудь станет тяжелее, ареолы темнее. Бедра шире. Она будет все так же прекрасна, я не сомневаюсь в этом. Вот только… Что я смогу дать ей в том возрасте?