Я устало обмякла под ним, но сдаваться все равно не собиралась.
— Парни бисексуалы, Ник. Я узнавала. Мы с ними здорово зажжем. Втроем.
Услышала, как сбилось его дыхание. Как он задержал воздух, а потом шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Наверняка, в этот момент у него играли желваки на его острых скулах, картину «Одинцов в ярости» я помнила отлично, хотя и не видела этого в реальности.
— Тройничок, значит? — прошипел он. — Да ты издеваешься!
Да, я издевалась. Хотела, чтобы каждое мое слово причиняло боль, выворачивало его наизнанку. Хотела видеть, что ему не все равно. Если злиться, то ведь не просто так?
— Тебе не понять, ты ведь ревнивый. А Клаус нет, он охотно поделится со мной Питером, он так и сказал! Они даже меня к себе в палатку звали, но я не готова идти на такое без крепких стен вокруг. Ты же знаешь, как громко я могу стонать…
Он вдруг накрыл мои губы отчаянным сильным поцелуем. Впился в мои губы, ударяясь зубами. Ворвался в мой рот языком.
Боже, как я скучала по его губам! По его рукам! По нему самому! Несколько часов показались мне вечностью.
Он целовался грубо, царапая щетиной, прикусывая мои губы. Его силы хватило на то, чтобы удерживать меня одной рукой, пока второй он сильно сжимал мою грудь через одежду. Его напор сводил с ума.
В крови кипели злость и обида, но уже хмельной ноткой добавлялось возбуждение. Я снова выгнулась под ним, только теперь не потому, что хотела скинуть его с себя. Наоборот, хотела каждым сантиметром своего тела прижаться к нему, снова почувствовать себя нужной и желанной.
Тьма скрывала его, и я только ощущала руки на своем животе и груди, чувствительные внезапные укусы. В шею, скулы, подбородок. Он словно метил меня, оставлял видимые доказательства для всех остальных, что я только его.
Он отпустил мои руки, но только затем, чтобы одной ладонью накрыть мой рот.
— Ты должна быть тихой, помнишь?
Я истово покивала, а он скорее почувствовал это, чем увидел в том полумраке в палатке. Задрал мою футболку, сжал пальцами твердые соски. Пробежался горячими пальцами по голому животу.
Даже одной рукой Одинцов стащил с меня штаны, оставив их болтаться около колен, развел мои ноги чуть в стороны. А после провел пальцем, размазывая горячую влагу.
Если еще мгновение назад я не могла согреться в одежде и в спальнике, то теперь, голая, задыхалась от того, что моя кровь едва не кипела.
Одинцов приподнялся, убрал руку с моего рта и, опалив дыхание лицо, жестко спросил:
— Скажи мне, что это я завожу тебя так сильно, а не мысли о двух голландских членах в тебе?