Провел горячей гладкой головкой, размазывая влагу, пока второй сильнее приподнял мои бедра. Думаю, он очень хотел, чтобы сейчас здесь не было так темно, чтобы наоборот было светло, максимально ярко. Он изучал меня теперь не руками, вел членом, а после проник в меня. Едва-едва. Только самой головкой.
Ник шумно втянул в себя воздух, а я только задрожала под его руками, когда он вышел.
Его палец снова спустился ниже, и я поняла, что не дышу. Господи, такими темпами я однажды просто задохнусь во время секса.
— Расслабься, — его голос пьянил, как дорогой коньяк.
А палец кружил, дразнил, вызывал страх вперемешку с трепетом. Я чертова извращенка, наверное, но мне это нравилось. В его руках и с ним я готова была ко всему. Принять все, что он может дать мне. И отдать всю себя взамен.
— Хочу, чтобы ты показал мне… Как это… Когда…
Я не смогла. Так и не смогла сказать вслух, что хочу, чтобы он стал моим первым, в этом смысле.
— Не здесь и не сейчас, — отозвался он.
Я знала, конечно, почему, но есть ли оно у нас? Это «не сейчас», которое разве может быть у нас где-то еще, кроме красной дикой Африки?
Такие вещи не делают в темной палатке на ощупь, если только вы не два голландца, но у них есть смазка, а еще опыт. Только ослепленный ревностью Одинцов мог поверить в то, что такие кристально-голубые парни могут захотеть увидеть кого-то без члена в своей постели.
Он впился пальцами в мои бедра и погрузился в меня, рывком. Полностью. Заполняя меня, так правильно и сладко, как он один умел. Я выгнулась ему навстречу, скрестила ноги в щиколотках за его талией.
— Не сейчас, потому что ты будешь кричать, Саша. Очень громко. Но не от боли, нет… Не бойся. Я сделаю так, чтобы ты смогла принять меня без боли…
Он ударял бедрами резко, глубоко. Сильно. Впечатываясь своим телом в мое. Я могла только кусать губы и царапать пальцами спальник. Я словно разлеталась вдребезги от каждого мощного удара. Распаленная донельзя, я вздрагивала всем телом, натягиваясь в звенящую струну.
Еще.
Сильнее.
Глубже.
Я оторвала даже плечи от пола, выгибаясь от резких глубоких толчков. Страсть на грани помешательства, утроенная слепой ревностью, кипела в моей крови сильнейшим удовольствием.
— Когда я окажусь так глубоко в тебе, как это возможно…
Он отходит максимально далеко, выходит почти полностью и снова погружается разом, целиком, до основания. Мое тело поет ему оды и гимны, ведь я и представить не могла, что такой неспешный ритм и сильные глубокие толчки его бедер, его член, который с влажными звуками, выскальзывает и вбивается в меня, способны приносить столько удовольствия.