Внедорожник медленно катил назад, импала волочилась следом. А за нею, мягко ступая лапами, покорно двинулась Шема.
Я смотрела на нее, восторгаясь от того, как перекатываются мышцы под лоснящейся шубой. От того, как она прядет ушами, почти как лошадь, улавливая всевозможные звуки саванны, которые могли помешать ей насладиться ужином.
Джип ехал медленно. Ведь дороги не было, и колеса иногда проваливались в ямы и норы. Нас сильно трясло даже на такой черепашьей скорости, но Одинцов был упрям. И если он решил сделать все, чтобы львица обрела новый дом, то он обязательно это сделает.
Костер отдалялся, а перед нами вышагивала голодная, но терпеливая львица.
Через четверть часа, после того, как задние колеса глубоко застряли в какой-то норе, Одинцов все же остановил машину.
Шема села в отдалении, смиренно ожидая, что же будет дальше.
Николай выбрался из машины и перерезал веревку. Импала шлепнулась в пыль. Я смотрела на его спину, на потемневшую от пота футболку. На затянутые в высокие ботинки крепкие ноги, и в очередной раз думала, что это самый красивый, смелый и рисковый мужчина, которого я когда-либо встречу. А его общение с живой львицей самое завораживающее зрелище на свете.
Шема мягко подошла ближе. Снова опустила голову, как принято в прайдах, и потерлась его бедро. Обошла Одинцова и вдруг посмотрела прямо на меня.
Я перехватила ее янтарный взгляд, который на долю мгновения задержался на мне. Мне показалось, что она кивнула, словно благодаря за спасение.
Я не была настолько наивной, чтобы думать, что львица подпустит к себе и меня — человека, которого совершенно не знала, поэтому осталась сидеть в машине. Легкость, с которой Одинцов обращался со львицей, была очень обманчива. И могла стоить мне жизни.
Шема обошла Одинцова, обвивая хвостом его ноги. А потом, уселась возле импалы, глядя на то, как он опять медленно и, не поворачиваясь к ней спиной, возвращается к машине.
Только, когда дверь за ним захлопнулась, львица подцепила клыками сломанную шею и потащила добычу куда-то в темноту.
Когда ее и след простыл, Ник завел мотор. Кое-как выбравшись из норы, в несколько минут мы снова настигли браконьерский лагерь. Одинцов вышел наружу — собрал магнитофон и хлипкий стол. Пнул пустые канистры из-под горючего. Взял из багажника лопату и забросал костер землей, погружая мир в кромешную тьму. Луны сегодня не было.
В машину возвращаться он не торопился. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, что он так и остался стоять там, возле затушенного костровища, бессильно сжимая кулаки. Его ярость и страх так никуда и не делись. И, похоже, он не знал, как с ними справиться.