Одной из немногих женщин в моей жизни, с которой я до хрипоты обсуждал поведение больших кошек, была Зина. Но с ней я никогда не хотел сделать и десятой доли того, что хочу рядом с белобрысой Александрой. Почему так?
Только поцелуем я могу наконец-то заткнуть ей рот, потому что ее дерзость затмевает разум также, как сладкий дым самокруток, которые курят пигмеи.
Когда я веду языком по приоткрытым для меня губам, остальной мир меркнет. Перестает иметь хоть какое-то значение, и все мои чувства сосредотачиваются на женщине, которую я держу в своих руках. Сколько времени я пытался убедить себя, что в свои девятнадцать она еще ребенок? Скорее я сам бы состарился, чем убедил себя в этом.
Тщетно.
Она — женщина. Желанная, отзывчивая, невыносимая, хрупкая.
От удивления она ахает прямо мне в губы. Замирает, оставляя меня гадать, неужели так и не ответит? Каменеет под моими руками, пока я языком очерчиваю ее губы. Я уже готов отступить, позорно капитулировать ни с чем, как вдруг она отвечает на поцелуй.
Чувствую, как вытягивается под моими руками, и с таким неожиданным напором переплетает наши с ней языки, что сердце чуть не выпрыгивает из груди.
Ее руки ложатся мне на плечи, а ногти царапают чувствительную кожу на затылке, ероша волосы.
— Хватит…
Моргаю.
Чужой женский голос разрушает иллюзию. Возвращает меня на землю. В кровать, где передо мной распласталась совсем другая обнаженная женщина, в которую я врезаюсь бедрами.
Твою мать.
Темные, рассыпавшиеся по простыням, волосы слишком непохожи на платиновый шелк с ароматом персика, прикосновение к которым до сих пор помнят мои руки.
— Я больше не могу, — стонет Алена. — Хватит! Три оргазма мне было более чем достаточно за ночь!
Отпускаю ее бедра, в которые впился пальцами до синяков. Она падает на кровать и стонет, подтягивая колени к груди.
— Каждый день по два раза! Николай, я не могу так, — ворчит она. — Почему у тебя так стоит? Это ненормально!
— Спи, — грубо обрываю ее.
Поднимаюсь с кровати, но опять слышу:
— Серьезно! Это ненормально! Чтобы в твоем возрасте у мужика так стояло! Я ходить больше не могу, а тебе хоть бы хны…
— В каком возрасте? — рявкаю громче.
Еще одна хочет записать меня в старики.
Хватаю халат и, не зажигая света, иду в душ. Мимоходом смотрю на часы, и понимаю, что можно уже не ложиться. Выспаться все равно не удастся. Стыковочный рейс в Стамбул у нас в пять утра, так что выезд из дома совсем скоро.
Время для сна я, как бы сказать мягче, про… зевал.
Сбрасываю халат и встаю под прохладный душ. Сверху вниз смотрю на причину всех моих бед. Ну какого черта тебе надо? Багровый член качается тяжелым маятником. Похоже на извинения за то, что кончить с другой женщиной для него теперь миссия невыполнимая после того, что случилось в метро три дня назад.