— Тебе обязательно быть таким?
В потемневших глазах с расширенными зрачками по-прежнему нет ответов, которые я так ищу.
— Я вернусь в Москву, если иначе нельзя. Только сделай это. Сегодня. Сейчас. По-человечески, а не вот так…
Решение внезапно далось просто. Я больше не могу думать ни о чем другом. Нужно было сразу признать, что рядом с ним я не продержусь ни дня. Вся эта поездка была обречена.
Значит, уйду работать в зоопарк, как и планировала. Только мне отвечать за свое решение, и я точно знаю, что изучение львиных повадок в зоопарке я еще переживу. А очередное пренебрежение с его стороны — нет.
Он вскидывает бровь.
— Сделать это? Взрослые люди умеют четко формулировать свои желания, Александра. А то я сделаю, а ты скажешь, что совсем не об этом просила меня.
И все-таки опускается рядом, прижимаясь к моей спине. Руки снова находят мою грудь и обнимают также сильно, как я мечтала. Раз я так и не смогу поцеловать его снова, то веду губами по золотистым волоскам на предплечьях. И впиваюсь зубами в бронзовую кожу, когда он оттягивает резинку моих пижамных штанов.
Вжимаюсь в его неоспоримое желание и немного шире развожу ноги, но Одинцов не торопится. Гладит меня поверх трусиков, которые и так насквозь промокли, не скрывая моего неоспоримого желания.
— Так что там… С этим? — хриплый голос опаляет шею. — Я все правильно делаю?
Киваю, а он пальцами отводит трусики в сторону. И я замираю. Если он не коснется меня, я просто умру.
— А так?
Он касается пальцами, обводит, все еще дразнит, но одновременно с этим рефлекторно ударяет бедрами. Я вжимаюсь спиной в горячее тело, растворяясь в его объятиях, порочных и терпких ароматах желания, о которых теперь всегда будут напоминать бергамот с лимоном.
Его пальцы перебирают, изучают. Мои глаза закатываются, но потом он идет дальше — насаживает меня сразу на два пальца, и я дергаюсь всем телом. А он шипит из-за того, что я чересчур сильно вонзаюсь зубами в его предплечье. А может, ему все-таки стыдно за то, что он причинил мне боль.
— Черт!..
Он оставляет только один палец, и двигает им куда медленнее, и я снова теряюсь. Отдаюсь пожару, который приходит на смену боли и охватывает низ живота.
Темное пламя отключает сознание, оставляя только потребность подчиняться его рукам и желаниям. Царапаю и кусаю его руки, а после снова слишком громко начинаю стонать и другой его палец оказывается в моем рту. Исступленно обсасываю и облизываю, умирая от желания целоваться. Но Одинцов не идет на уступки даже, когда переворачивает меня на спину, просит приподнять бедра и стягивает с меня штаны вместе с бельем.