Поднимаю голову и вижу прямо перед собой Покровского. Старшего.
— Вы меня испугали. Верните телефон.
На меня не смотрит.
Прищурившись, читает сообщение.
— Я передумала. Возвращайся ко мне. — Его голосом можно дрова рубить. Холодный и до мурашек. В эту же секунду на мой смартфон приходит сообщение, от которого у отца Демида напрягается челюсть. — Если ты в тех самых шортах, то я буду через двадцать минут.
Черт. Почему у меня такое чувство, будто я доживаю свои последние минуты?
— Верните телефон, — тихо, но твердо говорю я.
— Верну, но не сейчас. Хочу посмотреть, насколько низко упал мой сын.
— О чем вы? Это все шутки. Обычные шутки.
— Неужели? Мне кажется, все серьезно. Я все гадал, почему ты притихла. Сидела в своей комнате, не высовывалась, мать слушалась. И пока я гадал, ты у меня под боком решила запудрить мозги моему идиоту сыну.
— Я не пудрю ему мозги.
Хочу обойти мужчину и закрыться в своей комнате, но стоит мне только подняться на одну ступеньку, как он сдвигается, загораживая проход.
Он думает, что этим испугал меня.
Я докажу ему обратное.
Поднимаю голову, выдерживая его взгляд.
— Что? Опять угрожать будете?
Удивился.
— Ангелина, я ведь предупреждал тебя. Говорил, чтобы ты не смела делать что-то за моей спиной.
Вижу, как темнеют его глаза.
— Я ничего не делала.
— Ты это так называешь? Сверкать задницей перед Демидом — ничего не делала? Так? Я не для этого позволил тебе жить в моем доме. Я не для этого вышиб сына из команды. Я не для этого собрал вас всех здесь.
— А для чего? — почти выкрикиваю я.
Стоп!
Он вышиб Демида из команды?
Это все он?
Но зачем так поступать с родным сыном?
— Чтобы вы все были вот здесь, — он сжимает пальцы в кулак, выставляя его вперед. — Чтобы вы все и шага не могли ступить без моего разрешения. Чтобы вы не смели меня позорить. Чтобы вы зависели от меня, а я…
— А ты возомнил себя хозяином? Богом? Кто ты такой? Сказать? Ты мерзкий, Покровский. Ты такой мерзкий!
Я вздрагиваю, когда слышу над головой мамин голос.
Она все слышала.
Ее всю трясет.
— Я не мерзкий, Виктория. Нет. Я столько сил и времени пустил на то, чтобы моя фамилия вызывала в людях уважение, чтобы люди меня боялись, чтобы все подчинялись. Я не мог допустить, чтобы кто-то все испортил. А твоя дочь…
— Не смей трогать мою дочь! — мама отталкивает его, хватает меня за руку и прячет за своей спиной. — Не смей даже говорить о ней.
— Мне нужна была покладистая жена, — с усмешкой продолжил он. — Ты подходила идеально. Лишний раз не открываешь рот, делаешь все, что тебе велено, не споришь. Идеально. Один изъян — она.