— И что будет делать человек, с которым плохо обращаются?
— Сначала он станет сильнее.
— А потом?
Я не тороплюсь с ответом. Почему-то казалось, что от моего ответа зависит многое. Будто мы сейчас говорили не про какого-то выдуманного человека, а лично про меня. Я быстро пытаюсь сообразить, зачем Демиду знать об этом. Почему он подошел и почему продолжает стоять за моей спиной?
Или я опять все надумала?
В любом случае надо ставить точку в этом разговоре.
Я так чувствовала.
— У тебя голос хриплый. И ты тяжело дышишь. Если не примешь лекарство, утром будешь вредным, сопливым и не сможешь встать с кровати.
Не знаю, как так получилось: или Демид меня развернул к себе, или я сама повернулась, но секунду назад я буравила взглядом стену над плитой, а сейчас уже смотрю в глаза парню, подняв голову вверх. По телу пробегает дрожь, когда Демид берет мою руку и подносит к своему лицу.
Набираю в грудь побольше воздуха.
— Что… Что ты делаешь?
— Наглядно доказываю тебе, что я не заболел. Жара, как видишь, у меня нет. Да и обычная простуда не уложит меня в кровать.
Я судорожно вздыхаю.
А что тогда уложит?
Стоп! Я запрещаю себе думать об этом.
— Но твой голос… — уже неуверенно продолжаю я.
Его щетина щекочет кончики моих пальцев.
— И правда хочешь узнать, что с моим голосом? — еще тише шепчет он, все ближе наклоняясь ко мне. — Ты уверена в этом?
Я хочу сказать, что мне все равно. Что мне уже плевать на все. Что он может идти в свою комнату или куда захочет. Что я его больше не держу. Но я ничего не говорю.
Сердце стучит в груди.
Демид уже нависает надо мной.
И это не сон.
Моя рука на самом деле касается щеки парня. Это я завороженно смотрю на губы Покровского. Это я проглатываю ком в горле.
Это я киваю головой и тут же замираю, когда губы Демида впиваются в мои.
Когда наши языки сплетаются, кто-то из нас издает стон. По телу тут же пробегает предательская дрожь. Я чувствую, как руки Демида медленно скользят по моей спине, а губы… Его губы все так же продолжают атаковать мои, с каждой секундой все сильнее и сильнее опьяняя меня.
Внезапно меня подхватывают на руки и сразу же опускают на холодную столешницу. Обхватив Демида за шею, притягиваю его к себе, не разрывая поцелуя. Кажется, никто не в силах этого сделать. Мы будто нуждались в этих прикосновениях. Наплевали на все, забыли о том, что нам нужно дышать.
Сердце бешено стучало в груди. Черт, оно разрывалось на мелкие кусочки.
Чувствовала на коже горячие ладони Покровского, и меня бросало то в жар, то в холод.
Губы раскрывались ему навстречу. Руки тянулись к нему, а собственные прикосновения становились все смелее и смелее.