Гамильтон кивнул. И, приманив к себе маленький пирожок, наделил им совсем юного щенка, который вывел из портала Тину.
Та, спасибо магии межмировых порталов, уже пришла в себя и была настроена ну очень решительно.
— Где мои бойцы? — спросила она и, принюхавшись к волшебному аромату пирогов, добавила, — я смогу устоять перед искушением.
— Боец всего один, его пила тварь мертвого мира, — я кивнула на топчан, — его нужно стабилизировать. Он видел того, кто открыл переходы тварям.
— Надеюсь, это была Лилиана Морей? — мечтательно осведомилась Тина, — она бы хорошо смотрелась на болотах, с корзинкой чихрана!
— Увы, это явно был мужчина. Бесчестный, — я хихикнула.
В свое время супруга Правителя начала борьбу за чистоту речи дворцовой стражи. И пусть все ставили против нее, но из этой борьбы она вышла победительницей! И даже сейчас, когда жизненные невзгоды свели ее в могилу, гвардейцы продолжают использовать исключительно приличные слова. Даже в полузабытьи!
— Жить будет, — Тина отошла от мужчины, — но он очень сильно истощен. Знаешь, его очень странно пили. Следы, на магическом уровне, очень грубые.
— Ну, это логично, разве нет? — неуверенно произнесла я. — Сама знаешь, в такую тонкую материю влезть не могу.
— Твари пьют аккуратно, так, чтобы ни одна капля не пропала, — Тина подвинула к столу табурет и посадила на него Милтона, — а здесь… Большая часть его магии разлилась вокруг, а не попала в глотку грамрла.
— Убить он мог и иначе, — я положила перед Гамильтоном огромный кусок пирога. — Инсценировка? Чтобы никто не пытался призвать дух погибшего? Ведь твари, как правило, не убивают, а выпивают.
— Ты сама говоришь, что он видел предателя.
— Предателя? — переспросил Милтон.
— Тот, кто ради своей выгоды приводит грамрлов в родной мир — предатель, — уверенно отрезала Тина.
И мы все закивали, соглашаясь.
После перекуса устроились на ночлег. Наколдовав несколько мешковатых тюфяков, легли на пол. И если я устроилась рядом с теплым Гамильтоном, то Тина подгребла к себе поближе смущенного Милтона, который никак не мог поверить, что ему можно лечь рядом с нами. Он все порывался уйти к порогу, но уши были слишком длинные и Тина успела его перехватить.
— Сказано лежать — выполняй, — рыкнул Гамильтон и положил морду мне на живот.
Обозначил, так сказать, что я — его человек. При всей «человечности» Гамильтона, некоторые замашки у него были типично-собачьи. Что, впрочем, логично.
— Доброй ночи, — зевнула я. — Завтра сложный день.
И если бы я могла хотя бы представить, насколько он будет сложным…