— Мне пришел в голову эскиз бального платья, — я протянула руку, — Тина, дай, пожалуйста, твой блокнот.
— Тебе пришел в голову эскиз? — оторопел Марон.
Но едва лишь я коротко и емко описала нашу ситуацию в двух карандашным предложениях, он кашлянул и слабым голосом произнес:
— Будем шить.
У Тины дергался глаз. Если за кухню мы можем просто выплатить штраф — причем штраф придет в баронство и леди Фоули-Штоттен не будет возможности не оплатить его, то за порчу государственного флага нам полагаются работы на благо общества. А за злостную порчу — тюремное заключение. И вот вопрос, оторвать флаг от стены, сгрузить на него спящих щенков чужого мира и протащить их на нем сквозь пол дворца — это злостная порча или так, облегченная?!
— Надо ложиться спать, — я показала Гамильтону запись и он виновато вздохнул.
Уйдя в свою спальню, я оставила дверь открытой. Так что мой беспокойный сон был прерван слабым призрачным светом. А после в спальню вошел Гамильтон:
— Эштон благодарит тебя за подарок — твой плед они повесят в своей игровой комнате. Им очень приятно, что ты вышила их для него.
Спросонья я не сразу сообразила, о чем он говорит и какой плед я кому вышила. После, поняв, что следы преступления переправлены в мир-сателлит, я медленно выдохнула и спросила:
— А ты не надорвался?
— Немного, — честно признался Гамильтон, — ты вложила в него очень много сигнальной магии.
— Я просто хотела, чтобы никто не смог его украсть, — на ходу соврала я.
— А я чуть не помер, пока переправил подарок. В любом случае, сейчас по мне блохи не бегают, — это он добавил особенным тоном. После чего зевнул и вяло проговорил, — я спать. А ты вставай, через полчаса рассвет.
Вставала я так, будто мне не почти двадцать, а не менее ста восьмидесяти и магия уже покинула дряхлое тело — поясница ныла, шею заклинило, на ноги не наступить, да еще и плечом о косяк ударилась.
— Надеюсь, это худшее, что со мной случится за этот день, — проворчала я.
И вытащила несколько сорочек, из тех, что надеваются под платье. Под требования подошли только две и именно они были измяты!
— О, ты уже встала? — моя сонная подруга заглянула из гостиной в спальню, — выбираешь? Марон со вчера тебе рубашку оставил. На всякий случай. А то эти все мятые, а у него воротничок стоит и кружева есть.
— И пуговицы, — напомнила я, — а ничего нельзя. Я могу погладить вещи. Могу.
Тина нахмурилась, я взмахнула руками и…
— Мать моя собака, — прошипела я и крикнула, — Тина! Воду!
Сорочка задорно горела, мы метались вокруг нее, а на кровати мерно храпел Гамильтон. Достойное начало дня, как по мне.