Я встала и попрыгала по черно-белой плитке к окну: если бы я здесь росла, вот было бы развлечение! С утра до ночи играть в классики!
Серо-белая мебель, оранжевые стены и психоделические картины выглядели необычно после югославской мебели и обоев в цветочек нашей советской квартиры, но мне все здесь нравилось. Особенно сбегать со спальной зоны вниз по невысокой лестнице на кухню, чтобы таскать из вазочки на круглом столе миндальное печенье, бабушкин конек.
С улицы послышался громкий и чуть грубый голос Сандры:
— Соня! Уж кофе остыл, а все круассаны съедены давно!
Я открыла окно и зафиксировала ставни, посмотрела вниз.
Красная герань, фиолетовые цикламены пестрели в белых деревянных ящиках на отросшей щетине вечно-зеленой травы. Мимоза бесстыдно развесила плюшевые желтые ветви над соседскими гортензиями.
Бабуля в розовом пеньюаре с сигарой во рту убирает сорняки с цветов и ее окрикивает женский голос из соседнего окна:
— Сандра, ты когда свою мимозу пострижешь? Посмотри: она не дает дышать моим цветам. Не заставляй жаловаться нашему соседу-адвокату.
— Ох, Синьора Рита! У меня тоже есть друг-комиссар. Только, пожалуйста, перестань удобрять нас аппетитными запахами запеченных свиных ребрышек и шоколадной кростаты (разновидность итальянского песочного пирога). Здесь от одних ароматов не только мимоза, но и я поправляюсь. Смотри, и внучке моей фигуру испортишь. Мне ее еще замуж выдавать.
— Внучка? К тебе внучка приехала? Ну надо же! А покажешь нам ее?
— Как только разбужу эту соню.
— Уверена, что она такая же хорошенькая, как и ее бабушка.
— Разве, что моложе и сигару еще не курит. А что ваш внук?
— Леонардо? Ни свет ни заря уже куда-то с Энцо улизнул, — я услышала, как она пшикала пульверизатором для цветов.
— В мои семнадцать тоже никто знал, где я, — я уловила в голосе бабушки напряжение и вспомнила историю ее детства, которую ни один раз рассказывала баба Нюра.
Когда скрипнула дверь, она крикнула с нижнего этажа:
— Эй, соня! Табак тебя знает, как можно столько спать!
— Ну ба! Сегодня суббота! — откликнулась я недовольно из своей комнаты.
Бабушка не собиралась сдаваться:
— Вот именно. Стало быть, дел больше, чем обычно. Заграница не любит лентяев.
Не думаю, что она нервничает из-за того, что должна впервые показать мне свою кондитерскую. Бабуля загремела посудой на нижнем этаже, где находилась кухня.
Я соскочила с постели и нырнула в ее комнату. Кровать идеально заправлена — ни одной складочки! Рядом с зеркальным плательным шкафом стоит открытая обувница с двадцатью парами обуви всех мастей. На прикроватной тумбе — недокуренная сигара в хрустальной пепельнице и черная шляпа с маленькой вуалью. Та самая, в которой она впервые появилась в моей жизни. Я подошла к зеркалу, примерила ее и произнесла: