— Как знаешь, — разочарованно ответила Анька. — Я правда очень хочу, чтобы ты была счастлива. И твоя бабушка бы меня поддержала.
Зря она это добавила. Откуда ей знать о моем счастье! Наш разговор зашел в тупик, и я нажала на красную кнопку.
Как обычно, у дома со статуей нимфы я чуть замедлилась. Как сказал Кафка, можно один день прожить на земле, чтобы вспоминать о нем всю жизнь. И можно один раз влюбиться в человека, чтобы думать о нем всегда.
Как бы сложилось между нами, не случись перестрелка в доме Фрати? Все, что мне рассказал Энцо, так это то, что у его деда и отца был какой-то общий семейный бизнес с Алексом. В остальном он полагал, что нам, блондинкам, многого знать не положено, зато не переживал, что мне приходилось работать за двоих. Кстати, до сих пор не пойму, что он на самом деле делал в “Бинго”, да еще и с Монтанье?
В доме бабушки я со скоростью света перебрала остальные вещи в шкафу и обнаружила, что из многих уже выросла. Нет, я не поправилась. Но что- то сдвинулось в голове. Я захотела стать такой, какой, была на фотосессии и такой же, какой была бабушка — обольстительной, романтичной, убедительной и манящей. Определенно, привлекательной. Скоротечный опыт актрисы так и не позволил взрастить самооценку, зато это удалось нескольким сегодняшним кадрам. Выходит, Бернардо оказался прав: фотографии способны менять людей и обстоятельства.
Я вызвала такси, достала пару платьев, которым уже давно предпочла майки, свитера и джинсы. Приложила одно из них, синее с молнией на спине, к себе, подняла голову, выпрямилась. Оставшись довольной, я бережно уложила его в собранную накануне сумку. Спустилась вниз, открыла входную дверь и, перед тем, как выйти на улицу, вдохнула на прощание воздух, в котором еще плавали нотки бабушкиных духов и сигар.
Когда к воротам подъехало такси, я вышла из дома и поехала устраивать свою семейную жизнь.
***
Наша квартира некогда принадлежала деду Энцо, Дуччо. Когда я только приехала в Италию, видела его несколько раз в кондитерской. До сих пор помню его угрюмый взгляд в черных, полных страдания и презрения к людям глазах. Его жену, бабушку мужа, я никогда не встречала, знала лишь, что ее звали Марта и что она умерла от горя. Энцо больше ничего об этом не рассказывал, да и я не настаивала. Сандра ведь тоже хранила молчание о своем репрессированном отце, и о том, как мать ее бежала в Среднюю Азию.
Я оглянулась вокруг. Как необычно будет здесь проснуться завтра утром после бабушкиного дома. С тех пор, как лет десять назад, исчезла Феличита, в этой квартире стало жутко тихо, не слышно было птиц за окном. Наверное, потому, что вместо деревьев под окном шеренгой расположились металлические улитки гаражей. Затхлость и сырость, царившие здесь, не съедал ни один освежитель воздуха. Этот запах каждый раз напоминал мне, что пора сделать что-то с нашим семейным гнездом.