— И сколько ты сидел?
— Я не сидел, дали условку, еще не закончилась. Поэтому я не мог палиться с тем ножом, никак. Лерка скоро родит, а Андрюхе операция предстоит, мне их бросать сейчас нельзя. У них больше никого нет, только я. Так что извини за ту выходку, но я точно знал, что у тебя искать они ничего не станут.
— Да ладно, проехали.
Опускаю глаза, но чувствую, как он на меня смотрит. Пристально, не смущаясь, даже не пытаясь скрывать своего откровенно мужского интереса.
В конце концов решаюсь поднять на него взгляд — и он по-прежнему не отводит свой. Наши взгляды — скрещенные шпаги и один должен уступить, иначе никак.
Мне жарко под тяжестью пледа, жарко от его вопиющей близости, сердце колотится словно бешеное. Я смотрю на его губы, кусая свои, в голове полный хаос. Мне страшно и стыдно, но я так хочу, чтобы он меня поцеловал.
И он целует.
На секунду замираю, не в силах справиться с бешеным волнением… а потом в солнечном сплетении разгорается пожар, иррадиируя в мозг, а затем ударной волной в низ живота. Одеяло соскальзывает с плеч, еще секунда — и я буду сидеть перед ним практически голой.
Плеск воды, стрекот сверчков, мужчина напротив, который творит с моим губами какие-то невероятные вещи.
Мне страшно… мне так страшно! И как же хорошо…
Он гладит мои плечи руками — неторопливо, но очень уверенно, потом опускается ниже… а еще секундой позже мягко толкает меня на траву и, не разрывая поцелуй, нависает сверху.
Вот так? Прямо сейчас? Здесь?
С ним?!
Нет! Я не готова! Слишком быстро… Слишком… Да все слишком.
— Кнут… подожди… — язык заплетается. Тяну на грудь плед и умудряюсь отстраниться ровно настолько, чтобы видеть его очумевшие от близости глаза. Еще ни один мужчина не смотрел на меня Так…
— Пойдем домой, пожалуйста, — выходит жалко. — Прошу тебя.
Он опускает голову и дергано выдыхает.
Наверняка он злится. Нельзя так вести себя с мужчинами, я не ребенок и прекрасно это понимаю. Кнут не мягкий Кирилл и он запросто может взять меня силой, и больше всего я боюсь не его напора, а того, что даже не буду сопротивляться.
— Хорошо, пошли, — неожиданно произносит он и поднимается, находит в траве свои джинсы.
Ошарашенно сажусь и подтягиваю к себе свои тряпки, кое-как одеваюсь, «причесываюсь» пятерней. Я избегаю его взгляда, да он, по-моему, на меня и не смотрит.
Я дура. Господи, полная идиотка! Повела себя как ребенок. Школьное «возбудим и не дадим» в действии. Не надо было вообще разрешать себя целовать… хотя губы до сих пор горят, требуя продолжения.
Я больше никогда не смогу посмотреть ему в глаза.