Кажется она только сейчас осознала, что потеряла. Уставилась на черный мешок, который не успели увезти. Тагир готов был сейчас загрызть непрофессионалов, оставивших тело в зоне видимости. Но времени на это не было.
- Я отправил за Васькой своего человека. Вы сегодня же переезжаете в мой особняк. Пока я не разберусь с тварью, не спущу с вас глаз.
- Ты сумасшедший. Нашел время,- хныкнула Светлана. – У Васятки школа, художка. Ты не понимаешь, что лишаешь его детства? Ты вообще думаешь о ком нибудь кроме себя?
- Это лучше, чем лишиться жизни.- сквозь зубы. Испуг, страх, висит в воздухе дрожащим маревом.- Ты не понимаешь, что твой сын в опасности, идиотка? Да встряхнись ты, мать твою. Они придут снова. Не остановятся. Я клянусь тебе, что ником у не дам вас в обиду. Сдохну, но не дам Слышишь?
Шепот режет пространство, не давая даже минуты на раздумье. Тагир достал телефон и набрал номер, проклиная все на свете. Но жизнь этой женщины оказалась для него более ценной, чем идиотское положение.
- Это я,- сказал твердо, не давая собеседнику и минуты на осознание.- Мне нужна помощь.
- Говори,- приказал бывший друг, спасший его тупую жизнь. – Что со Светланой и моим сыном? Да не молчи ты, сука.
********
- Георгич, ты же в больничке должен быть? – удивленно уставился на Егорова напарник Павел, когда тот ввалился в кабинет, едва держащийся на ногах. В груди поселился кузнечный молот. Смешно, взрослый здоровый мужик сбежал из палаты интенсивной терапии через окно, в чем был: тренировочные штаны, футболка и больничный халат и тапки из кожи - дорогущие и жаркие.
- Паш, у нас на «сотке» камеры стоят? Проверь, — приказал Василий, поднося к губам занюханный графин, в котором вода не менялась с того момента, когда он только пришел в это ОВД. Теперь у него другой кабинет, но там Василий чувствовал себя словно в тюрьме. Ему не нужны эти погоны, статусы и прочая лабуда. Егорову нравилось работать в «поле», а не протирать дорогие портки об кресло обтянутое молочно – белой кожей – подарок Машки.
- Вась, ты в норме? – в голосе Пашки тревога. Не в порядке. И не будет в порядке, пока не выяснит, кто чуть не отобрал у него то, что так и не стало его. Вот такой вот парадокс. Он помнил мелкую Светкину сестру, помнил ее глаза, когда он появился на пороге квартиры Светки – в них плескалось заслуженное презрение. А теперь эта молодая женщина мертва. И на ее месте могла быть его любимая Светлана, или белобрысый мальчишка, с его глазами. И от этой мысли сходишь с ума. Егоров не мог этого простить ни одному существу в этом мире.