— Возьми. Спрячь, положи куда-нибудь. Выронишь — останусь голым.
Я свернула его треники в тугой валик и сунула в большой накладной карман на моей куртке.
— Плохая идея, — покачал головой Райс. — Куртку твою лучше оставить, обниматься в ней несподручно.
— Что-что делать? — удивилась я.
— Тебе не очень удобно будет обниматься с большой мышью, если ты не снимешь куртку.
Сложно сказать, что мне понравилось бы больше, обниматься с тощим голым парнем или с мышью. Но куртку я сняла, а штаны Райса завязала себе на талию.
— Уже лучше, — похвалил Райс, поеживаясь от холода. — Теперь ты обнимешь меня, как старого доброго друга, и ноги подожмешь. Я прыгну в проход. Что бы ни случилось, ни за что не разжимай руки, и все будет хорошо.
— А что может случиться? — не то, чтобы я так сразу испугалась, но его инструкции намекали на то, что этот проход будет совсем не таким, как те проходы, которые открывал Ольгер или Сильяна.
— Откуда я знаю, что тебе может примерещиться? Не разжимай руки, и прибудешь на место живой и невредимой.
Райс присел на корточки и через несколько секунд стал огромным грызуном.
Где-то слева на некотором расстоянии раздался визг, и кто-то побежал, с хрустом ломая ледок на лужах. Я взглянула туда — два женских силуэта со всех ног улепетывали с аллеи.
Райс прыгнул ко мне, приблизил к моему лицу морду, пошевелил усами, оскалился, показав длинные зубы. Потом сел на задние лапы и растопырил передние. Так он был даже выше меня.
Я обняла его, обхватив под мышками, вцепилась в шерсть, стараясь побольше захватить ее в кулаки. Тыкаться в шерсть лицом было довольно противно, но пришлось прижаться щекой. А потом я поджала ноги.
Грызун вместе с ношей качнулся, пригнулся и, мощно оттолкнувшись задними лапами, прыгнул.
Да, это был совсем «не такой» проход. В чем-то ощущения были схожи, но раньше меня так не крутило и не болтало. Поток воздуха норовил оторвать меня от Райса и постепенно стал ледяным. В холодном потоке я перестала чувствовать руки, боялась, что они разожмутся сами, против моей воли. А через некоторое время наступила другая беда — Райс начал нестерпимо вонять. Не крыской и не морской свинкой, а самым вонючим на свете хомяком.
Мне показалось, что этот полет длился долго. Хотя чувства времени у меня никогда не было, и на самом деле мы, возможно, летели всего минут десять.
Вывалились мы куда-то в темноте, но на твердь земную. Райс, едва ее коснувшись, тут же превратился, и я поспешно отползла от него.
— Странные же ты проходы открываешь, — пробормотала я, стараясь продышаться от вони, которая, казалось, застряла в носоглотке.