Ник выдохнул с облегчением и опустился на стул напротив профессора.
— Спасибо, — искренне поблагодарил он.
Тут его взгляд упал на записи.
— Давайте помогу? — предложил он. — Кстати, из того, что мне удалось расшифровать, получается, что гетьман подозревал… что кукла радиоактивна.
Профессор подпрыгнул на стуле.
— Да бог ты мой!.. — стукнул он ладонью по столу. — И ты туда же? Ладно, Марьяна, она же журналистка, падка до фальшивых сенсаций, но ты-то, ты-то!..
— Увы, это правда. Даже книги оказались радиоактивными. Специалист подтвердил это и сказал, что кукла могла быть сделана из урановой руды.
Александр Сергеевич все еще недоверчиво смотрел на него.
— Не верю. Откуда в то время взялась урановая руда?
— Ее могли добывать, не зная о ее опасных свойствах, но потом заметили действие на живые организмы и… По крайней мере, гетьман очень четко описывает все меры предосторожности для тех, кто должен был схоронить куклу, заметьте, в свинцовом ларце.
— Вот оно что… — протянул профессор и задумался, на его лбу пролегли глубокие морщины.
Ник возвращался домой то же дорогой, под сенью соснового леса, и настроение у него было приподнятым. В книгах они с профессором нашли частичное объяснение феномена куклы. Ее привез один из казаков из Дикого поля, что в ту пору находилось недалеко от Желтых Вод. Запорожские казаки строили там зимовники, а добыча железной руды, очевидно, использовалась для местных нужд. Вероятно, вместе с железной рудой попадались и те самые обманки, о которых упоминал специалист, что содержали уран. Куклу привез гетьману в подарок один из характерников, однако имени его в церковных книгах не было. Очевидно, монахи недолюбливали характерников, считая их необычные способности отголосками язычества, поэтому не посчитали нужным сохранить имя героя (или злодея?) для истории. Ник улыбнулся. Профессор расстроился из-за того, что его догадка о големе не подтвердилась, и быстро спровадил Ника восвояси.
Что-то белое мелькнуло среди темных сосновых стволов. Ник замер, тишина леса сделалось плотной и осязаемой, давящей на уши. Шелест хвоинок превратился в скрежет листового металла. Он прекрасно знал это состояние.
— Лиза? — охрипшим голосом спросил он.
Она появилась совсем рядом. На ней было белое свадебное платье, в руках она держала букет кроваво-алых роз — свой свадебный букет.
— Краснозорька… — проговорила она лукаво и склонила голову на бок, как обычно делала.
Когда-то его умиляла эта привычка, он обожал эти надутые губки, лукаво мерцающие глаза, эту привычку накручивать локон на палец, которую демонстрировал теперь Богданчик, переняв ее от матери. Но сейчас…