Профессор саркастически скривился и, видимо решив, что пришла очередь ординаторов, обратился к Концевичу:
– Ваше мнение, Дмитрий Петрович?
– Я за перфорацию головки. И щипцы не будут нужны. Зачем её ещё мучить? Извлечём по частям.
– Но жизненные показатели плода в пределах нормы! – холодно глянув на Концевича, Хохлов обратился к Белозерскому: – Александр Николаевич?
– Профессор, не имеется никаких показаний к каким бы то ни было вмешательствам.
– С чего вы это взяли?!
Вопрос был задан едко, и студенты втихаря обрадовались, что сейчас профессор публично выпорет своего любимца. Глупцы! Урок был не для Белозерского. Урок был для них. Белозерский был глобально одарён в смысле медицины. Но кое в чём он был гениален. А именно: в акушерстве. Он не просто знал его. Он чувствовал и предвидел чувство. Это тем более удивительная интуиция, что опытности у Белозерского было пока немного, хотя, разумеется, больше, чем у Концевича или студентов. Саша Белозерский с первого курса сутками присутствовал на родах и в первый год умирал от боли при каждой схватке, дулся до гематом в глазных яблоках при каждой потуге. На втором году ему стали доверять манипуляции. К полулекарскому экзамену третьего курса Александр Николаевич заслужил профессиональное уважение искушённых повитух, а придирчивей этой породы зверя нет.
– Как уже было сказано: пульс роженицы, температура её тела и сердцебиение плода – в норме.
У Огурцовой как раз прошла схватка, и Матрёна выслушивала плод стетоскопом. Белозерский глянул на неё – Матрёна кивнула.
– После схватки – восстанавливается, брадикардии нет. Нет и явлений чрезмерного растяжения нижнего маточного сегмента. Ни мать, ни ребёнок не находятся в опасности.
Согласный с мнением ординатора Хохлов подхватил речь Белозерского, обращаясь к студентам, назидательно подняв указательный палец:
– Единственная опасность – это нетерпение чрезмерно спешащих с манипуляциями и операциями! В акушерстве значимы исключительно угрозы для матери и для ребёнка! А не эмоциональное состояние роженицы или ваших, господа, чувств. Ни узкий таз, ни продолжительные роды не могут считаться необходимым или хотя бы достаточным показанием ни для симфизиотомии, ни тем более для… – Хохлов грозно посмотрел на Концевича. – На чём основывались вы, Дмитрий Петрович, столь радикально предлагая перфорацию предлежащей части?! Умерщвление жизнеспособного плода!
– На сострадании, профессор! – Концевич ответил с таким несвойственным ему глубоким чувством, что профессор был чуть ли не сбит с толку.
– Хорошенькое сострадание, ничего не скажешь, – пробормотал он.