– Он умрёт?
– Понятное дело, – печально кивнул Белозерский. – И это уже никак не изменить.
– Зачем же мы его пальпируем? Зачем смотрим на его муки?
– Затем, что мы – университетская клиника! – рявкнул Александр Николаевич на студентов ничуть не хуже Хохлова. – Затем, что, узрев воочию бешенство, вам станет понятно, что санитарно-просветительская работа – не бессмысленная фигура речи, а насущная жизненная необходимость! Да, пусть мы ещё бессильны перед раком лёгкого, перед костной саркомой, но мы уже можем спасти человека от бешенства! – Александр Николаевич торжественно завершил тираду, вздохнул и продолжил без пафоса. Ну, почти без пафоса: – А всё, что мы можем обеспечить нашему страдальцу, – это покой, темнота, тишина, морфий. Вот и всё. Он уже не боец. Он побеждён.
Он посмотрел на мужика, и в его глазах вспыхнул удалой огонёк, предшественник того, что Белозерский будет «чудить».
– Хм! Его тело ещё живо. Среды и ткани ещё сражаются. Это уже арьергардные бои, но… Всё-всё, посмотрели и хватит, идите на приём, на перевязки, в клинике много работы!
Александр Николаевич вытолкал студентов из сестринской, оставшись с умирающим наедине. Будь Вера в этот день чуть свободнее, держи она ординатора под постоянным контролем, и не было бы… Впрочем, не стоит забегать вперёд.
Ещё раз осмотрели Амирова. Левое лёгкое страдальца было немо, сердечные шумы приглушены. Под маской межрёберной невралгии скрывалось чудовищное свидетельство: опухоль проросла плевру. Профессор на контрольном осмотре не присутствовал, не хотел мучиться сам и укоризненными взглядами причинять беспокойство Вере. Она права, невозможно научить оперировать на трупах. Но можно ли относиться к человеку как к лабораторному животному? Но разве и животные – не божьи твари, и разве не прав пресловутый господин Вересаев, приводя в своих «Записках…» примеры вопиющей неграмотной обывательщины? Пусть Вера Игнатьевна делает то, что считает нужным. Он устал идти по лезвию бритвы Оккама.
– Ты не ешь сегодня ничего! – напутствовал Амирова Белозерский.
– Нет охоты, – сквозь лающий кашель выдавил пациент. Промежутки между приступами становились всё короче. Странно, как он в сознании-то оставался при очевидной гиперкапнии.
– Завтра поутру прооперируем тебя. Нужны порожние желудок и кишечник.
С перепугу Амиров перестал кашлять.
– Не надо меня резать! Порошков дайте! Какими фельдшер от катаров лечил, мне помогало! Отпустите меня домой, я в баньке попарюсь, мне и полегчает. А помру – так всё лучше в своей постели…
– Не зря тебя фельдшер к нам послал! Так что ты давай не бузи! И помирать не торопись!