– Александр Николаевич, идите! – распорядилась Вера таким тоном, что он тут же покинул подсобку.
– Анна Львовна, – мягко обратилась доктор медицины к сестре милосердия. – Александр Николаевич славный малый, хороший человек, отличный врач. Но вам он не нужен.
– Потому что он нужен вам?! – неожиданно для себя по-женски ревниво вскинулась Ася.
– Потому что ничто не может так окончательно и бесповоротно испортить эгоиста, как бесконечная преданность и всепрощение такого нервического и несформированного, такого прекрасного и чистого существа, как вы. Вы не умеете любить. Ни он. Ни вы. Страсти вы тоже не знаете. Он знает, а вы ещё нет. И это куда хуже, чем если бы вы оба не знали страсти.
– Я умею любить! – горячо возразила Ася и стала похожа на упрямого ребёнка.
– Нет. Не умеете. Вы даже себя не любите. Полюбите себя, Анна Львовна. Только полюбив себя, вы узнаете это чувство, а вернее сказать, состояние. И начнёте ценить любовь ближнего своего, которую вы не умеете замечать. Вас любит удивительный человек. Вы его, по моему глубокому убеждению, не достойны. Но бог знает почему, он любит вас. Вам пришла пора взрослеть. Не знаю, как вам удалось не сделать этого до сих пор. В приюте-то! Возможно, в этом и есть ваша уникальность, которая так привлекает этого удивительного человека.
– Да кого же?! Дмитрия Петровича Концевича? Он неприятный тип…
– А вы – дура! Если даже слепая, то какой надо быть дурой, чтобы пусть предположительно считать ординатора Концевича удивительным человеком. Я говорю о морском офицере, докторе медицины Владимире Сергеевиче Кравченко! Следите за Петрушей! Хоть на что-то вы способны!
Вера Игнатьевна вышла из подсобки, страшно злясь на себя за то, что развела с дурой беседы. Но немножко злости перед собранием в кабинете Хохлова – не повредит!
У дверей профессорского кабинета Вера Игнатьевна столкнулась с Владимиром Сергеевичем, и вся злость моментально прошла, уступив место сочувствию. Если княгиню затапливало каким-то чувством, то для других места не оставалось. Кравченко был мрачен, опустошён. Имел вид человека, который ничего в жизни не боится, но это было никак не благородное бесстрашие. Очевидно, что он ничего от жизни не ждал и стонать в стихотворной форме об этом не собирался. Вера знала, что вчера он обнаружил тела… Но это был крепкий человек, флотский врач. Хотя, детские трупы ему не часто приходилось наблюдать. Но человека подобной закалки это подкосить не могло. Здесь было что-то большее, что-то скрытое.
– Прошу вас, Вера Игнатьевна! – открыв двери, он пропустил её вперёд.