Высечь бы из сердца – да не получится. Избавиться бы от боли – да знать бы как. Выкинуть бы из головы мысли дурные о словах любви, что так и не произнёс. Так и не заставил себя признать. Любовь не про боль. Про память. Долгую, иногда вечную. Моя память цепляется. Возвращает. Напоминанием скользким по ночам в душу вливается. Так и выживаю. Цепляюсь за воспоминания роскошные. За память. Ценную. Дорогую.
Забыть хочу. Потому что думать тошно. Выворачивает наизнанку от боли. От ужаса животного, что никогда этого не испытаю больше. И облегчение от этого испытываю. Потому что ни один человек в здравом уме не подпишется на такое дважды. На любовь, дотла сжигающую, что в ненависть превращается лютую. Да вот только ненависть гаснет, а любовь остаётся ржавым, болезненным воспоминанием. Как хорошо было и могло было бы быть. Отравляет. Стучит в голове. Прожигает сердце. Лёгкие гореть заставляет. Словно задыхаюсь. Знал бы заранее, на вокзале оставил на попечение ментов.
Высечь бы из сердца – да не получится. Можно ножом по горлу, можно – пулю в висок, но любовь из сердца – никогда.
– Здравствуйте, Тихон Александрович, – с мягкой улыбкой говорит Дашенька номер один.
– Здравствуйте, Дашенька!
Смотрит, зараза, надеется, что однажды позову с собой. Не осуществимо.
Недавно на её месте сидела не-Дашенька. Увидел её, и она почудилась. Привиделась. Наложил запрет на тощих блондинок по пути к кабинету. Мораторий деспотичной власти. Самодурство чистой воды. Но сердце нужно беречь, а то и до инфаркта недалеко.
В лифте смотрю на небо безоблачное. Вспоминаются глаза ясные. Томной пеленой подёрнутые. Вспоминается протяжное «Ааааааах, Тиииихон!». Отворачиваюсь. Нет сил вынести.
– Здравствуйте, Тихон Александрович, – говорит с тёплой улыбкой Дашенька номер два.
Сиськи огромные на столе разложила. В рубашке тесной. Соски торчат. А мне всё равно. Даже не колыхнулось. Не вздрогнуло. Как отрубило. Одного тела жаждет. Недоступного больше.
– Здравствуйте, Дашенька, сообщите, пожалуйста, Виктору Сергеевичу, что я прибыл.
– Конечно.
Сажусь за стол и руки в волосы запускаю. Тяну, что есть мочи. Надеюсь, что мысли больные из головы уйдут. Или что всё прекратится быстро. Пока не решил. Витюша вваливается без стука. Смотрит обеспокоено.
– Тихон?.. Ты в норме?
– Нет, – отрезаю. – Но буду.
Нет. Не буду. Но ему знать не обязательно. И так слишком много слабости ему показал. Всё дерьмо перед ним вывалил. Нельзя расслабляться. Нельзя пить.
– Тихон, – вздыхает Витюша. – Ты достаточно наигрался в партизана, отомстил, но сейчас-то зачем? Кому ты сейчас-то мстишь?