— Он, он… непонятный…
Ниса опять встретилась со взглядом Никоса и прочла в его глазах сожаление, только не знала, кого жалел этот много повидавший в жизни человек — ее или этого Монаса.
— Он способен на подлость? — вмешался в разговор Костас.
— Он ревнует меня, — тихо произнесла Ниса и чуть заметно повела глазами в сторону студента, который в дальнем конце комнаты копался в своем походном мешке.
— И чтобы обойти соперника, может пойти на подлость? — повысил голос Костас.
Никос поднялся, давая понять, что разговор окончен. Не надо больше расспрашивать девушку, которая и так очень разволновалась.
— Если решишь поехать, Ниса, провожатым будет… Панайотис. Его в Афинах никто не знает.
Поздно вечером радиостанция опять вышла в эфир. Пацакис будто предчувствовал это, допоздна засидевшись в кабинете. Вот тебе и писк комара! Легко было представить себе, что сейчас думал полковник-выскочка, да и другие об обещании шефа тайной полиции покончить с этой станцией, называвшей себя голосом свободной Эллады. Взбешенный Пацакис слушал передачу, поглядывая на агента и студента, которые вернулись ни с чем… А вновь заговорившая радиостанция призывала греков вести беспощадную борьбу против диктаторского режима. Затем Никос Ставридис запел, но один, без маленького хора, в котором этот Монас услышал голос студентки Нисы Гералис. Голоса девушки не было в эфире. Неужели рыбаки встретили ее и сказали о матери? Неужели клюнуло? Девушка, конечно, мелкая рыбешка, но может стать приманкой для большой добычи. Пацакис взревел:
— Немедленно к ее дому! Окружить! Взять живой! Только живой!
Когда' он наконец остался один, громко сказал сам себе, предчувствуя удачу:
— Что ж, послушаем! — Усмехнувшись, добавил: — И этот голос, похожий на голос знакомой… парижанки, которая поет в Булонском лесу. Распелись, птички!
ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ, ЖЕНЩИНА В КРАСНОМ
В дом рядом с Булонским лесом приходили противоречивые известия из Афин, особенно о судьбе Никоса: арестован… продолжает петь… схвачен вместе с радиостанцией. Никто не мог сказать точно, что с ним, где он. Алексис говорил, что его, афинские друзья сообщают: в каждой передаче тайной радиостанций слышат голос певца. Сидеть в. Париже, ждать сообщений из Афин и слушать слова сочувствия от друзей было не в характере Елены и Лулу. Никос борется, поет, рискуя жизнью, а они, певицы, очень близкие ему люди, сидят и ждут у моря погоды. Правда, после того, как побывали, на улице. Мари Роз и у Василиса Коцариса, они решили подать и свой голос, чтобы их услышали на родине. Небольшой оркестр бузукистов, с которым обычно выступала Лулу, теперь разучивал музыку и для песен Елены. Певицы и музыканты работали с утра до позднего вечера, отбирали лучшие, песни, репетировали с оркестром… Первое отделение концерта решено было назвать «Песни Ставридиса». Для второго отделения спешно подбирались новые песни французских и греческих композиторов; арабские и итальянские песни нашли Арифа и Сильвана, даже мистер. Джекобс раскопал в одном парижском музыкальном магазине ноты песен на слова Байрона. Концерт решено было начать с «Гимна Свободе» в исполнении дуэта Елена Киприанис — Лулу Ставридис. Неожиданный подарок сделал Алексис, который заметно изменился за время общения с Еленой и Лулу. В нем появился живой интерес к общественным делам, к проблемам своей многострадальной родины. Алексис на магнитофон записал новую песню, которую пел Никос Ставридис. И наконец дождался желанной награды — поцелуя Дулу. Девушка сделала это в порыве благодарности, в знак того, что молодой грек стал другом. Это был счастливый миг для Алексиса. Он впервые серьезно думал о женитьбе, когда смотрел на Лулу, слушал ее. Скромная и красивая девушка ему очень нравилась. Еще до концерта Алексис услышал, как Лулу и Елена разучивали песню о каких-то блондинках и шатенках. Песня казалась шуточной, но пели ее явно с определенным смыслом. Первой ее вспомнила Лулу, когда стояла около большого зеркала и выбирала платье для концерта: