Цирис подошел к Пацакису, который с неослабным вниманием слушал гостя, и почти прошептал:
— Мои агенты.
Ловким движением он, приподняв одну фотографию, бросил ее на стол. Опять на господина Пацакиса смотрело лицо Ясона.
Как во сне Ахиллес Пацакис услышал у своего уха слова Цириса:
— Его кличка Нарцисс.
…Елена была приглашена на новый катер Ясона Пацакиса. Было это вскоре после конкурса в королевском дворце. В компании таких же молодых нуворишей Ясон хотел назвать катер «Прекрасной Еленой». Но девушка отвергла и эту, как многие другие «приманки» человека, который добивался ее привязанности, даже любви. В тот день Пацакис-младший, тайный агент по кличке Нарцисс, написал в своем дневнике лаконичные слова: «Утерянная приманка».
Старая коллекция фотографий греческих интеллигентов осталась без своего прежнего хозяина Цириса. Теперь эту большую пачку, как колоду карт, раскладывал новый хозяин Ясон Пацакис. С фотографий на него смотрели деятели культуры, которые находились в явной или тайной оппозиции к диктаторским режимам и имели большой стаж бунтарства. К примеру, поэт, чьи стихи прозвучали в передаче подпольной радиостанции. А ведь он уже не раз побывал в заключении, был серьезно болен. Прочно «прижился» он в этой «коллекции» еще с довоенных времен. В первый день переворота поэта арестовали и сослали на голый далекий остров — пиши, сочиняй, ораторствуй среди безмолвья. Да, далеко он, а слова его здесь, в эфире, звучат, приносят неприятности новым властителям и шефу тайной полиции в особенности. Люди Пацакиса записали на пленку стихи поэта, которые читал Георгис Эмбрикос в передаче подпольной радиостанции:
Пусть мал народ, он борется без сабель и винтовок
За хлеб, за песню, за любовь всего большого мира:
Под языком он прячет стон и громкий крик победы,
И если петь решится он, растрескаются камни.
А потом еще зазвучали песни Ставридиса…
Нет, такого фатального невезения Пацакис никогда еще не испытывал: передачи радиостанции продолжались. И операция по аресту той студентки сорвалась.
Теперь уже и сам премьер в недоумении, радиостанция — возмутитель спокойствия, до сих пор не обнаружена, а певец Ставридис с его песнями протеста вроде национального героя. Запеленговать станцию с абсолютной точностью не удавалось, да и пока добирались туда, подпольщики исчезали.
Пацакис «коллекционировал» и фотографии молодых поэтов, музыкантов, художников, ученых, студентов, которых еще мало кто знал. Но опыт Пацакиса подсказывал, что они потенциальные бунтовщики. Тех студентов — Нисы Гералис и Георгиса Эмбрикоса в колоде не было. А сколько еще таких неизвестных врагов режима, думал Пацакис. За всеми не уследишь, всех не схватишь и не бросишь в автофургоны с решетчатыми окнами. Но выпускать их из виду никак нельзя. Служба! Конечно, служба — это одна часть пацакиевских забот. Другая — всегда быть на страже отцовского, да и своего немалого богатства. Сладостное ощущение власти давало ему возможность расправляться со своими врагами, мстить за обиды и чужие победы. Заветным желанием Пацакиса было свести счёты с Никосом Ставридисом и с Еленой Киприанис, когда-то отвергнувшей его. Множество людей было схвачено в предрассветный час «икс», а два заклятых врага шефа тайной полиции остались на свободе. В Афинах уже наслышаны о концерте, который дали в Париже Елена Киприанис и приемная дочь Ставридиса. Демонстрация против нового режима! В донесении сообщалось, что не только коммунисты, но и многие прогрессивные деятели выразили протест против военной хунты. Одна из фотографий, сделанная агентами Пацакиса в Париже, свидетельствовала, что на том концерте был сын бывшего министра, который, казалось, всегда был вне политики.