Для Путши этот бой был первым, и потому молодой гридень поначалу все жался за спины товарищей, бледнел и краснел, как девица. Но когда на него вылетел здоровый, как тролль, матерый датчанин, он не отступил, сделал все, как показывал дядька Нежиловец, и нашел-таки путь к незащищенной кожаным доспехом шее.
– Ребята! Гляньте! Путша викинга завалил! – удивленно и радостно завопил во все горло Твердята и тут же закрутился угрем, ибо на месте срубленного викинга сразу появились полдюжины новых, а Путшу как на грех скрутило в три погибели от запаха смерти и ощущения чужой, теплой еще крови на своих руках.
Талец и Тороп поспешили на выручку к товарищам. К ним присоединился Заяц Милонег. Он храбро схватился сразу с двумя датчанами, но один из них полоснул его мечом по лицу, и парень взревел от боли, зажимая руками рассеченную щеку. Ничего. Вернется в Новгород, станет носить почетное прозвание Меченый.
Торопу достался противник раза в три крупнее него и во столько же раз старше. Лежавшая на груди ржавой лопатой косматая борода наполовину поседела. Синие глаза с прищуром смотрели с явным презрением.
– Сопливый трэль! – разобрал мерянин северную речь. – Даже меч о такого марать жалко.
Мерянин рассердился: «Не хочешь меч марать – сколько угодно! А вот сопливый трэль, пожалуй, не побрезгует!» Он прыгнул вперед, стараясь не упустить из виду меч противника. Дядька Нежиловец неоднократно повторял молодым, что это первейшее правило. Однако оказалось, что держать в поле зрения надобно не только меч.
Викинг замахнулся, но вместо того, чтобы ударить, подсек левой ногой Торопа под колено. Мерянин упал, больно ударившись спиной о вздыбленную скамью, и в следующий миг увидел над собой подбитый гвоздями сапог: ют вознамерился просто раздавить его.
Это было уже слишком. Тороп откатился в сторону, обнаружил, что все еще сжимает в руках меч, и не замедлил им воспользоваться, рубанув противника по ногам, там, где проходят под коленями жилы. Тот взревел от боли, посунулся вперед, но не упал, и Тороп понял, что в этом бою не успеет сделать больше ничего, как, впрочем, и в своей жизни. Он уже утешал себя мыслью, что погибшие с оружием в руках в следующих рождениях обретают лучшую долю, когда меч датчанина вместо того, чтобы разрубить его пополам, улетел куда-то далеко в реку, а в следующий миг туда же отправилась его распростившаяся с телом голова.
На какое-то время измученный Торопов мозг погрузился во тьму. Когда же к мерянину вновь вернулась способность различать солнечный свет, этот свет отражался в знакомых переливчато-самоцветных глазах.