Косых понял, что сейчас в каюту лучше не соваться, тем более что это не получалось по чисто физической причине. Устроившись в удобном уголке коридора, так, чтобы не быть снесённым очередной акустической волной, он честно попытался вникнуть в эту, с позволения сказать, музыку.
Как ни странно, она даже начала ему нравиться.
Может быть, причиной тому была употреблённая им «Звёздная Кровь, может быть, шок после акустического удара или ещё что-то необъяснимое, но только в какой-то момент он перестал содрогаться от особо мощных барабанных ударов и замысловатых воплей извивавшейся в руках Скорпиньето полуживой гитары, больше похожей на человека с оборванными руками. Группа, несказанно обрадованная появлением нового, ещё неопробованного слушателя, старалась вовсю.
«Удивительно, как здесь ещё переборки держатся», – подумал Косых, медленно впадая в глубокую прострацию.
Полностью уйти в себя он не успел. Рык синтезаторов и завывания двугрифовой гитары внезапно оборвались, словно в корабельной сети исчезло напряжение. Остановились чудовищные барабаны, умолкло непонятным образом пробивавшееся сквозь этот грохот пронзительно-надрывное соло скрипки. Умолкло всё, оставив Косых в тишине межзвёздного пространства. Тишине, столь плотной и всеобъемлющей, столь тяжёлой и одновременно невесомой, что все предыдущие звуки показались всего лишь лёгкой прелюдией к высокой симфонии тишины. Она опустилась столь внезапно, что Косых очнулся от своей медитации, испугавшись, не оглох ли он.
Дядя Вася уже хотел было щёлкнуть пальцами, чтобы проверить свою догадку, но не успел.
Поскольку из каюты вдруг раздалось нежное, щемящее «Ик?».
И далее:
– Бабочка!
Не погружай свой тонкий хоботок
В ведро с нектаром,
Поскольку
Все цветы
Загнутся от тебя
С твоим чудовищным гречишным перегаром…
– Однако! – с чувством произнёс Косых, отлепляясь от насиженного угла, почувствовав, что ноги, против ожиданий, всё-таки его держат. – Оказывается, эти уроды не только грохотать умеют.
С этими словами он осторожно направился обратно, готовый при каждом шаге вжаться в стену или в крайнем случае сгруппироваться, если последует ещё один такой звуковой пинок.
Не последовало.
Вместо этого «Каловые массы» завели ещё одну песенку – не менее весёлую и более мелодичную.
Дядя Вася быстренько шмыгнул в угол каюты, стараясь побыстрее проскочить мимо памятных динамиков, протягивавших к нему свои извивающиеся языки. Уселся поудобнее и продолжил свою нелёгкую функцию зрителя.
А посмотреть было на что.
Скорпиньето мотался по всей сцене в диком танце со своим чудовищным инструментом. Гитара пронзительно вопила во всю глотку и отчаянно вырывалась. Её поддерживала в шесть голосов ударная установка Кали. Уродливые рогато-клыкастые черепа, работавшие барабанами, похоже, были несколько недовольны собственным положением. Кали, однако, виртуозно управлялся с ними, дубася строптивые инструменты устрашающими колотушками, больше похожими на шипастые моргенштерны, чем на музыкальные инструменты. Он то звонко колотил ими по двум металлическим черепам, то затыкал ими же слишком уж разошедшиеся рты остальных четырёх, то вдруг отложив свои орудия уничтожения, начинал нежно гладить и щекотать самый маленький черепок, отчего тот глупо хихикал и насвистывал нечто среднее между «Чижиком-пыжиком» и «Семь-сорок». Слоновидный Цади, несмотря на свои габариты, на удивление изящно работал сразу на трёх клавиатурах, обеими лапами и хоботом. Монстризм был ещё тот – Косых, насмотревшийся всяких ужасов и гримас империализма по телевизору, тем не менее был искренне удивлён и потрясён этим зрелищем.