Вскоре Павел вернулся — бледный и не на шутку испуганный и, подойдя к Майе, прошептал:
— Кажется, симптом этот присоединился уже, — не успев договорить, умчался вновь.
— Нам нужно позаботиться об его изоляции, — объявила всем Майя. — Диагноз подтвердился!
Мужчины отправились за стройматериалом, Нюся с Станиславовичем утешали почти «вдову» Эллу.
Троица заговорщиц пошла искать место для нового жилища Великопольского. Отойдя в сторонку, они прыснули со смеху.
Успокоившись, заметили возвращающегося Великопольского и разыграли для него еще одну сценку.
— Как думаете, это место подойдет? — специально громко спросила Валя.
— Подойдет любое место! Это все равно ненадолго! — так же громко ответила Майя. — И с жилищем не будем сильно заморачиваться!
— Что, так все серьезно? — Дарья изобразила тревогу.
— Более чем! Хотя бы до утра дожил.
Павел в кустах даже присел, но симптом вновь дал о себе знать и он поспешно удалился. Троица веселилась.
— Надо бы всех остальных уже предупредить, чтобы не волновались по-настоящему, — предложила Валя. — Только вот как с Эллой быть?
— С Эллой сложней всего. С одной стороны её жаль, человек искренне убивается, с другой — она слишком ему преданна, сразу же расскажет, — ответила Дарья. — Давайте пока повременим с Эллой. Будет сильно страдать — откроем тайну.
Великопольскому наспех соорудили жилище в нескольких метрах от их дома. И все со скорбными лицами провожали его к кустарникам. Вскоре, усилиями Вали, общественность уже знала истину о «болезни» Павла. Все принялись ещё пуще прежнего скорбеть.
Станиславович очень натурально пустил слезу, чем вызвал несказанное одобрение общественности. Все выражали своё сочувствие, но близко к Паше не приближались, дабы «не заразится».
Веселье шло полным ходом, никто даже не пожалел «бедного больного». За все годы его измывания над коллективом, коллектив решил отомстить по полной.
Павел сначала не верил в происходящее, потом тупо молчал, пребывая в полном шоке. Затем, вдруг, начал почём свет стоит, крыть дурным матом Сандерс, который заслал их на этот остров. А коллеги всё подливали масла в огонь.
Станиславович с Фимой нарочито громко разговаривали возле накрытия Великопольского.
— Да, жаль Павла, каким бы он ни был, а всё-таки человек, — начал Ершов, пряча улыбку.
— Вот так съездили отдохнуть. Что мы его родным скажем? — подхватил сочувствующим тоном Фима.
Бедняге Великопольскому стало так себя жаль, он чуть не расплакался.
— Павел, — подошла Дарья. — Ты, это…, прости меня, если что. Между нами были разногласия, но… — и она замолчала, пытаясь сдержать смех.