— Спустя четырнадцать лет? — обнаружила свою чрезмерную осведомленность Анна Сергеевна, за что сразу же была награждена тремя взглядами: любопытным — моим, несчастным — Арсения, недовольным — Татьяны Викторовны.
— Полагаете, срок недостаточный? — не дрогнув ни единым мускулом на лице, поинтересовалась я.
Биологиня недовольно поджала губы и скрестила руки на груди, всем своим видом говоря: «Знаем-знаем мы ваши обстоятельства». Но всё же промолчала, не решаясь затевать разборки при руководстве.
Вот тут я уже скривилась, правда, внутренне. Знает она. Дай бог нам самим в этом всём разобраться. Я даже себе не до конца случившееся могу объяснить. А вот она знает, да.
Очень хотелось потребовать объяснений, но не при ребёнке же. Он и так, растеряв всю свою браваду, выглядел ещё более несчастным, чем тем утром, в кафе, когда просил меня помочь ему.
— Я не понимаю, в чём именно проблема. Вы хотели видеть родителей Арсения — я здесь. Моё имя стоит в документах, я не ограничена в родительских правах и не лишена их, место жительства ребёнка мы с Игорем определили самостоятельно, без привлечения суда, — говорила я жёстко, жалея лишь о том, что накануне не посоветовалась с юристом, но и без этого мне хватало выдержки строить из себя хозяйку ситуации. — Сейчас ребёнок проживает со мной. И всё, что собирались обсудить с Игорем, вы можете обговорить со мной. Я вас внимательно слушаю.
— Хорошо, — кивнула головой Татьяна Викторовна, закрыв, наконец, мой паспорт и, прижав сверху ладонью, придвигая его ко мне по столу. — А где Игорь Валерьевич?
— Не думаю, что вас это касается, — лучшая защита, как известно, — нападение. — Игорь в отъезде. Я — здесь.
— То есть он в курсе, что Арсений сейчас живёт с вами.
— Естественно! — соврала, не моргнув глазом. — Как вы себе это представляете? Считаете, Игорь мог уехать, бросив сына без присмотра, и не сообщить об этом его матери? — театрально фыркнула. Честное слово, этот звук был достоин «Оскара» за лучшую женскую роль.
Сердце в груди скакало как сумасшедшее, и я искренне поражалась, как никто этого не замечает. Воздуха не хватало, но я продолжала сидеть с невозмутимым видом, уверенно глядя в глаза директрисы. Арсений наконец-то вышел из состояния вселенской печали и смотрел на меня с приоткрытым от удивления ртом, должно быть, впечатлился моей наглостью. Я сама впечатлилась. До этого дня мне казалось, что все мои прежние привычки остались в прошлом, а я научилась жить спокойной, размеренной жизнью.
А вот Анна Сергеевна пошла красными пятнами, явно возмущённая моей пламенной речью, из которой выходило, что Игорь Ключевский по собственному желанию оставил на меня ребёнка.