И Оля.
Её маленькая Оля, сестрёнка, единственное, что осталось у Саши от родителей. Лежит под простынёй с отверстием в районе рёбер и побритой головой. Бледная, умытая от крови, но с огромной гематомой на лице. Вся в трубках, с маской и такая неживая, что у Саши темнеет в глазах.
За спиной снова открывается дверь и Кивацкий проходит к изголовью стола. Оглядывает операционную и останавливает взгляд на ней.
— Кто это?
И Саша бы ответила, если бы могла отвести взгляд от лица сестры.
— Александра Александровна, — отвечает кто-то. — Сабурова.
Кавицкий спрашивает что-то ещё, но слов не разобрать. В ушах — шум, в коленях — начинающаяся дрожь.
— Сестра.
Сестра — громом среди ясного неба. Сестра — и страшное осознание, что тот разговор мог быть последним. Сестра — и животный ужас, оставляющий лишь одно желание. Тихо скулить и молиться.
— …слышите? — Она поднимает взгляд на Кивацкого. — Выйдите! — прикрикивает он. — Немедленно!
Иванченко был прав, Кивацкий прав — сегодня её место не здесь.
И Саша вылетает из операционной, на ходу сдёргивая шапочку и маску. Распахивает дверь в коридор, как была — в полной амуниции, и несётся сама не зная куда. Лишь бы забыть Олино лицо, почти полностью скрытое кислородной маской. Забыть слишком бледное тело, видимое через отверстие в простыне. Не думать о том, что Кивацкий может быть уставшим или не в настроении.
И о том, что он может ошибиться.
— Саша! — врезаясь в чью-то грудь, она позволяет себе первое судорожное рыдание.
***
— Что случилось? — Дальский чувствует, как сердце панически забивается в дальний угол грудной клетки. — Саша!
— Не могу! — прорывается через горькие всхлипы. — Не её. Только не её, пожалуйста!..
Кажется, проблема не в Олиной смерти. Смерть… С силой тряхнув головой, Дальский берёт себя и Сашу в руки и выводит из операционного отделения.
— Господи, ну почему я такая? — всхлипы переходят в смех. — Идиотка! Дура! — Саша отталкивает его и взлохмачивает итак не идеальную причёску. — Возомнила себя самой умной! Спасительница, мать вашу! — начинающаяся истерика стремится по накатанной.
— Там мой брат, его невеста и Оля! — Дальский сильно встряхивает её за плечи. — И я сделаю всё, чтобы они выжили. Слышишь, всё!
— А я не смогла! — кричит она в ответ и, всхлипнув, ударяет его в грудь. — Не смогла! — снова плачет Саша и бессильно утыкается в него лбом. — Не смогла её спасти! Не смогла оперировать собственную сестру! Тряпка!
— Прекрати, — Дальский с силой прижимает её к себе, — хватит.
А ведь в машине всё ещё лежит её букет. Не зная плакать или смеяться, он насильно усаживает Сашу на коридорную кушетку и садится перед ней на корточки.