Как только мы осознаем, в чём суть религиозного решения проблемы, мы поймём, как современный человек загнал себя в невыносимое положение. Ему всё ещё необходимо ощущение героизма, необходимо знать, что его жизнь что-то значит в общей схеме вещей; он всё ещё должен быть “хорошим”, чтобы соответствовать какой-то действительно особенной цели. Кроме того, ему всё также приходится сливаться с каким-то высшим, всепоглощающим смыслом в доверии и благодарности - что мы видели в качестве универсального мотива слияния по типу Агапэ. Если у человека больше нет Бога, как такое может быть возможным? Как заметил Ранк, одним из первых способов, что пришел человеку в голову, было «романтическое решение»: он сосредоточил свое стремление к космическому героизму на другом человеке в форме объекта любви. [3] Самовосхваление, в котором человек так нуждался по своей глубинной природе, он теперь искал в любовном партнере. Любовный партнер становится божественным идеалом, что может наполнить жизнь человека. Все духовные и моральные потребности теперь сосредоточены на одном человеке. Духовность, что когда-то ссылалась на другое измерение вещей, теперь низвергается на эту землю и обретает форму в другом индивидууме. Само спасение больше не относится к абстракции, подобной Богу, но может быть найдено «в беатификации другого». Мы могли бы назвать это «беатификацией переноса». Человек теперь живет в «космологии двух». [4] Безусловно, на протяжении всей истории происходило соревнование между объектами человеческой любви и объектами божественности - подумаем об Элоизе и Абеляре, Алкивиаде и Сократе или даже о Песне Соломона. Но главное отличие состоит в том, что в традиционном обществе человеческий партнер не вбирает в себя всё измерение божественного; в обществе же современном такое происходит.
Если мы склонны забывать, насколько обожествлен объект романтической любви, популярные песни постоянно напоминают нам об этом. Они говорят нам, что предмет нашей любви - это «весна», «сияние ангела» с глазами «подобными звёздам», что переживание любви будет «божественным», «словно сами небеса» и так далее и далее.; популярные любовные песни, несомненно, имели это содержание ещё с древних времен и, вероятно, будут иметь таковое до тех самых пор, пока человек остается млекопитающим и двоюродным братом приматов. Эти песни отражают жажду реального опыта, серьёзную эмоциональную тоску со стороны существа. Дело в том, что если объект любви - это божественное совершенство, то и сущность самого человека возвышается, присоединяясь к нему своей судьбой. Объект любви становится высшей мерой для идеального стремления человека; все внутренние конфликты и противоречия, многие аспекты вины - всё это человек может попытаться смыть с себя в идеальной консуммации с самим совершенством. Это становится истинным «моральным искуплением в другом». [5] Современный человек ищет удовлетворение своему стремлению к саморасширению через объект любви так же, как когда-то он делал это посредством Бога: «Бог как ... представление нашей собственной воли не противостоит нам кроме тех случаев, когда мы сами этого хотим, и так же мало противится нам любовник, который, уступая, подчиняет себя нашей воле» [6]. Одним словом, объект любви встаёт на место Бога. Как гласит индуистская песня: «Мой возлюбленный подобен Богу; если он принимает меня, моё существование оправдано». Неудивительно, что Ранк смог заключить, что любовные отношения современного человека - это проблема религиозного толка. [7]