Это объясняет, почему людей раздражает секс, почему их возмущает, когда их сводят к одному лишь телу, почему секс до некоторой степени их пугает: он представляет собой два уровня отрицания самого себя. Сопротивление сексу - это сопротивление смертельному исходу. По этому поводу Ранк написал несколько своих самых ярких строк. Он понял, что сексуальный конфликт, таким образом, является универсальным, потому что тело является универсальной проблемой для существа, которому суждено умереть. Человек чувствует себя виноватым по отношению к телу, потому что тело является обузой, оно затмевает нашу свободу. Ранк понял, что эта природная вина берёт своё начало в детстве и приводит к тревожным вопросам ребёнка о сексуальности. Он хочет знать, почему чувствует вину; более того, он хочет, чтобы родители сказали ему, что его чувство вины оправдано. Здесь мы должны напомнить себе о том, что обсуждалось в Первой Части при описании человеческой природы. Мы увидели, что ребёнок стоит прямо на перекрестке человеческого дуализма. Он обнаруживает, что у него есть тело, которое подвержено ошибкам, и он узнаёт, что существует целое культурное мировоззрение, которое позволит ему одержать победу над этим фактом. Таким образом, вопросы о сексе, что задает ребенок, на фундаментальном уровне вообще не касаются секса. Они о значении тела, об ужасе жизни бок о бок с телом. Когда родители дают прямой биологический ответ на сексуальные вопросы, они вовсе не отвечают на главный вопрос ребёнка. Он хочет знать, почему у него есть тело, откуда оно взялось, и что это значит для осознающего себя существа быть ограниченным этим телом. Он спрашивает о высшей тайне жизни, а не о механике секса. Как говорит Ранк, это объясняет, почему взрослые страдают от проблемы сексуальности не меньше ребёнка: «биологическое решение этой проблемы человечества также неуместно и неадекватно для взрослого, как и для ребёнка» [12].
Секс - это «разочаровывающий ответ на загадку жизни», и делать вид, что этот ответ является адекватным, значит лгать и себе и своим детям. Как метко подчеркивает Ранк, в этом смысле «половое воспитание» это своего рода принятие желаемого за действительное, рационализация и отговорка: мы пытаемся убедить себя, что, давая инструкции по механике секса, мы объясняем тайну жизни. Можно сказать, что современный человек заменяет жизненный трепет и удивление пособием «Как это сделать». [13] Мы знаем почему это происходит: если скрыть тайну творения за простыми шагами человеческих манипуляций, можно тем самым изгнать ужас смерти, который присущ нам как животным сексуального типа. Ранк заходит в своих размышлениях так далеко, что приходит к выводу: ребёнок чувствителен к такому виду лжи. Он отказывается от «корректного научного объяснения» сексуальности, и он также отказывается от мандата на сексуальное наслаждение без вины, которое оно подразумевает. [14] Я считаю, что причина, вероятно, заключается в том, что если ребёнок хочет стать героем бессмертной культуры, у него должен быть явный антагонист, особенно в начале его борьбы за формирование культурного проекта causa-sui. Поскольку тело является явной проблемой, над которой ему нужно одержать верх, чтобы вообще хотя бы иметь возможность построить культурную идентичность, он должен на определённом уровне противостоять попытке взрослых отрицать, что тело является его соперником. Мы могли бы сказать, что ребёнок всё ещё слишком слаб, чтобы выдерживать конфликт попытки быть и личностью, и животной особью одновременно. Взрослый человек тоже слаб, но он смог разработать необходимые механизмы защиты, подавления и отрицания, которые позволили ему найти пространство для служения сразу двум господам.