И это, наконец, безнадёжный ужас комплекса кастрации, который заставляет людей трепетать в кошмарах. Он выражает осознание ребёнком того, что он обременён невыполнимым проектом; что погоня за causa sui, к которой он приступает, не может быть успешно реализована телесно-половыми средствами [19], даже протестуя против тела, отличного от матери. Крепость тела, основной оплот нарциссических действий против мира, призванных обеспечить безграничные силы человека, рассыпается, как песок. Это трагическое свержение ребёнка с трона, изгнание из рая, которое и представляет собой комплекс кастрации. Когда-то он использовал любую часть или место тела для своего эдипального проекта самогенерации; теперь сами гениталии издеваются над его самодостаточностью.
Это поднимает весь вопрос о том, почему половая принадлежность такая универсальная проблема. Никто не написал о ней лучше, чем Ранк, в своем потрясающем очерке «Сексуальное Просвещение» [20]. Так как я детально расскажу об этом в восьмой главе, нет смысла повторять эту дискуссию здесь. Но мы можем предвосхитить это, показав, что сексуальность неотделима от нашего экзистенциального парадокса, дуализма человеческой природы. Человек - это одновременно и «я», и тело, и с самого начала возникает путаница в том, где «он» действительно «есть»: в символическом внутреннем «я» или в физическом теле. Каждая феноменологическая область индивидуальна. Внутреннее “я” представляет собой свободу мысли, воображения и безграничные возможности символизма. Тело олицетворяет детерминизм и ограниченность. Ребёнок постепенно понимает, что его свобода как уникального существа сдерживается телом и его придатками, которые диктуют, «кто» он есть. По этой причине половая принадлежность является такой же проблемой для взрослого человека, как и для ребёнка: физическое решение проблемы того, кто мы есть и почему мы появились на этой планете, не работает - на самом деле это ужасная угроза. Оно не сообщает человеку, каков он глубоко внутри себя, каким особенным даром он наделён для совершенствования мира. Вот почему так трудно заниматься сексом без чувства вины: чувство вины возникает из-за того, что тело бросает тень на внутреннюю свободу человека, его «настоящее я», которое - через половой акт - сводится к стандартизированной, механической, биологической роли. Хуже того, внутреннее «я» вообще не принимается во внимание; тело полностью овладевает всем человеком, и эта вина заставляет внутреннее «я» сжаться перед угрозой практического исчезновения.
Вот почему женщина требует заверений в том, что мужчина хочет «её», а не «только её тело»; она болезненно осознаёт, что в половом акте можно обойтись без её отличительной внутренней личности. Если её индивидуальность не задействована, то это не в счёт. Дело в том, что мужчина, как правило, хочет только тело, а общая личность женщины сводится к простой роли животного. Экзистенциальный парадокс исчезает, и не остаётся особой человечности, которая могла бы протестовать. Один из творческих способов справиться с этим положением вещей - это, конечно, позволить этому происходить и жить так: что психоаналитики называют «регрессией в служении эго». Человек на какое-то время становится просто своим физическим «я» и таким образом снимает болезненность экзистенциального парадокса, освобождаясь от чувства вины, связанного с сексом. Любовь - один из величайших ключей к такого рода сексуальности, потому что она позволяет индивидууму вступать в животное измерение без страха и вины, но вместо этого с доверием и уверенностью, что его отличительная внутренняя свобода не будет сведена на нет животной сущностью.