Маслоу очень убедительно говорит о «самоактуализации» и экстазе «пиковых переживаний», когда человек запечатлевает мир со стороны его полного благоговения и великолепия и ощущает свою собственную свободную внутреннюю экспансию и чудо своего бытия. Маслоу называет это состояние «познанием бытия», открытостью восприятия истины мира, истины, сокрытой невротическими искажениями и иллюзиями, которые защищают человека от подавляющего опыта. Эта идея прекрасна и правильна, это побуждение развивать способность «познания бытия», с целью вырваться из одномерности нашей жизни, выйти из пещеры нашей сковывающей зоны комфорта. Но, как и большинство вещей, для человека это очень парадоксальный триумф. Это уже ясно видел Маслоу, когда он говорил об «опасностях познания бытия».14 Маслоу был человеком слишком широкой мысли и трезвости ума, чтобы вообразить, что у познания-бытия нет обратной стороны. Однако он не зашел достаточно далеко, чтобы указать, как опасна эта обратная сторона, что она может подорвать все положение личности в мире. Невозможно переоценить все опустошающее и ужасающее в том, чтобы видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Такой подход приводит к тому, что для человека, который не безболезненно создавал свою личность на протяжении многих лет еще ребенком, с целью избегания действительности, рутинная, автоматическая, комфортная, безопасная, уверенная в себе деятельность становится невозможной. Более того, все это делает невозможной бездумную жизнь в мире людей. Это выносит трепещущее животное на милость всего космоса, к проблеме его значения и смысла.
Давайте немного отвлечемся для того, чтобы показать, что этот взгляд на личность не пускается в обращение нездоровыми экзистенциалистами, но, наоборот, представляет собой теперь согласованное слияние фрейдистской и пост-фрейдистской психологии. Едва уловимые, но очень глубокие изменения перешли к нашему пониманию раннего развития ребенка. Это изменение можно кратко обобщить в переменах от фрейдистской и пост-фрейдистской психологии, а теперь снова обратно к здравомыслящему фрейдизму. Фрейд видел ребенка как антагониста своего мира, как кого-то с внутренними импульсами к агрессии и сексуальности, с помощью которых он хотел бы влиять на этот мир. Но поскольку он не мог выработать их в детстве, ему пришлось пережить разочарование и развить заменяющие удовлетворения. Препятствование этим импульсам в детстве привело к осадку горечи и анти-социальности, к тому, что мир всегда был бы населен таким типом животного, которое возмущено тем, что он сделал с ним, чем он его лишил. Он был бы запущенным животным, в глубине души, тем, кто чувствует себя обманутым, тем, кто укрывает задыхающиеся чувства и желания. На поверхности он может быть достаточно приятным, ответственным, творческим; но под этой маской всегда остается осадок низкопробности, который в любом случае угрожает разразиться каким-то образом на других или на себе.